Ли Дугаткин - Как приручить лису (и превратить её в собаку). Сибирский эволюционный эксперимент

Сотрудница института Лариса Колесникова специализировалась в этой области, но даже она не владела современными методами измерения уровня мелатонина. Дмитрий предложил ей войти в состав группы, проводящей эксперимент с лисами, и освоить необходимую методику. Она должна была отправиться за границу и пройти долгую, продолжительностью в несколько месяцев, стажировку. Задача показалась Ларисе увлекательной и дающей шанс сделать важное открытие. Не меньше ее привлекала и возможность тесного научного сотрудничества с Дмитрием Беляевым. «В работе с ним, – вспоминает Колесникова, – была какая-то особая притягательность… она помогла мне преодолеть все мои страхи» {76} 76 Лариса Колесникова, телефонное интервью с авторами. . Итак, Лариса согласилась. Но отправить ее за рубеж было очень непросто: предстояло добиться разрешения на такую поездку и найти деньги для оплаты стажировки. Несмотря на изоляцию, в которой оказались советские ученые после Второй мировой войны, и на относительную нехватку средств, Беляев твердо решил не отставать от достижений мировой науки. Как директор крупного научного учреждения он имел достаточно возможностей для этого, и ему удалось направить Ларису на стажировку в США, в Медицинский центр Университета Сан-Антонио. Именно там проводились самые современные исследования, связанные с изучением мелатонина.

На этом трудности не заканчивались: освоение техники определения уровня гормона было только частью задачи. Ларисе предстояло брать у лис пробы крови не только днем, но и поздно ночью, и делать это не когда-нибудь, а в конце января, перед самым началом нормального для вида репродуктивного периода. Предполагалось, что именно тогда должны происходить существенные изменения уровня мелатонина. Брать пробы днем не слишком трудно. Другое дело – заниматься этим морозными сибирскими ночами, когда температура может падать ниже –40°С… Лариса старалась не думать об этом, а сосредоточиться на красоте зимней ночи, на том, как ложится на сугробы лунный свет, окрашивая их, как она вспоминает, «в лиловые, голубоватые и пурпурные тона». Ей оставалось только восхищаться зрелищем звезд, «таких далеких, невероятно далеких» {77} 77 Там же. . Но были и другие сложности. В одиночку, без помощи работниц фермы, брать пробы было невозможно. Им уже случалось помогать исследователям, когда у лис измеряли уровень гормонов стресса, но те пробы брали исключительно днем.

В основном на ферме трудились женщины, и у них были семьи, нуждавшиеся в их заботе. Лариса должна была просить их в течение двух недель проводить на работе поздние часы, с одиннадцати вечера до двух часов ночи. Она с нежностью вспоминает, что «ни одна из работниц не пожаловалась на то, что ей надо укладывать детей спать или готовить на завтра обед. У них был девиз: “Мы придем и все сделаем, если так нужно для науки”».

Зима в тот год выдалась необычайно холодной. В одиннадцатом часу вечера водитель институтского микроавтобуса, добродушный паренек по имени Валерий, встречал Ларису у ее дома в Академгородке. Они заезжали в Каинскую Заимку за ее помощницами. Лариса вспоминает, что каждая работница уже сидела у окошка в ожидании машины, готовая немедленно ехать. Они знали, что время не ждет, и не хотели быть причиной задержек в работе. Высадив их у вольеров, Валерий отгонял автобус в гараж и, не выключая мотор, погружался в дремоту. В это время Лариса и ее помощницы изучали составленный Людмилой список животных, у которых в ту ночь предстояло брать пробы крови. Составлялся кратчайший маршрут обхода клеток, чтобы выполнить все как можно быстрее. Если шел густой снег, им приходилось сначала расчищать подходы к вольерам и к помещению лаборатории, куда лис приносили, чтобы взять у них кровь. Порой ночи были совершенно темными, без лунного света, и женщинам приходилось освещать себе путь фонариками. Проходя между вольерами, они торопливо отыскивали нужных животных, освещая таблички с их кличками, закрепленные над клетками. С такой же поспешностью, будто выполняя тайную военную операцию, на руках переносили блаженно теплых лис из клеток в лабораторию и обратно. Когда дело было сделано, все собирались у машины и, по словам Ларисы, «Валерий открывал нам дверь, с улыбкой интересуясь, совсем мы замерзли или нет».

Когда анализ проб был сделан, Лариса пошла к Людмиле и Дмитрию, чтобы рассказать им об удивительном явлении, которое она обнаружила: концентрация мелатонина в крови ручных и контрольных лис была одинаковой, зато содержание этого гормона в шишковидной железе у животных первой группы было значительно выше {78} 78 Колесникова Л. и др. Изменения в морфологии эпифиза серебристо-черных лисиц при доместикации // Журнал общей биологии. 1988. Т. 49. С. 487–492; Колесникова Л. и др. Суточная динамика биохимической активности эпифиза серебристо-черных лисиц // Известия Академии наук. Серия биологическая (май-июнь 1997). С. 380–384; Колесникова Л. Особенности суточного ритма биосинтетической активности эпифиза у относительно диких и доместицируемых серебристо-черных лисиц // Генетика. 1997. Т. 33. С. 1144–1148; Колесникова Л. и др. Содержание мелатонина в тканях относительно диких и доместицируемых серебристо-черных лис, Vulpes fulvus // Журнал эволюционной биохимии и физиологии. 1993. Т. 29. С. 482–496. . По мнению Ларисы, это было весьма странно. Как и ожидалось, «элитные» животные вырабатывали больше мелатонина, но он почти весь скапливался у них в эпифизе, причем в такой вязкой консистенции, что никак не мог выходить в кровоток. Сама эта железа у лис в экспериментальной группе была значительно, почти наполовину, меньше, чем у контрольных животных. Никто не мог понять, в чем тут дело.