Александр Соколов - Странная обезьяна [Куда делась шерсть и почему люди разного цвета]

Водная обезьяна — классический пример гипотезы, которая дает очень простое объяснение большому количеству фактов… И, как ни странно, это лишь добавляет ей сомнительности. Я писал об этом в 2015 году в своей первой книге «Мифы об эволюции человека», но задолго до меня, в 1997 году, на это же указал Джон Лэнгдон, назвавший гипотезы такого типа зонтичными {14} , потому что они пытаются одним махом «закрыть» сразу множество вопросов. Но согласно всему, что нам известно об эволюции людей, человеческие особенности возникли не одновременно, скопом, а формировались в течение многих миллионов лет, в ходе которых многократно менялись климат, рацион… Так, сейчас мы знаем, что прямоходящими наши предки стали не позже 7 млн лет назад; использовать орудия начали примерно 3 млн лет назад; мозг стал интенсивно расти 2 млн лет назад, примерно в это же время постепенно сформировалась рабочая кисть. В какой момент у наших предков поредел волосяной покров, мы можем только гадать. Вполне вероятно, что ранние австралопитеки были не менее волосаты, чем их четвероногие современные собратья — шимпанзе. Короче говоря, «очеловечивание» — сложный процесс, серия эволюционных событий, происходивших в разное время и под действием совершенно разных факторов. Потому и специалисты для их объяснения прибегают к различным — хотя и взаимосвязанным — гипотезам. Попытка же найти одну универсальную причину всем событиям антропогенеза — прямой путь прочь от науки, в страну мечтаний об «одной волшебной гипотезе на все случаи».

Вторая причина, по которой антропологи с подозрением смотрят на идею водной обезьяны, — нарушение принципа бритвы Оккама. В классической «саванной» модели наши предки вышли из лесов на открытые просторы, где мы и обитаем до сих пор. Согласно акватической гипотезе, предки человека выкинули хитрый фортель: спустились с деревьев, ушли в водоемы… а потом оттуда опять вернулись на сушу. Таким образом, проблема антропогенеза решается введением некой гипотетической, ныне отсутствующей стадии. А реальность этой стадии доказывается свойствами современного человека, без учета палеонтологии и археологии. Кстати, многие из этих свойств не касаются скелета, так что проследить их эволюцию по ископаемым останкам нельзя. Если просуммировать наши признаки, которые авторы гипотез считают водными, адаптация предка Homo к новой среде должна была зайти далеко — вплоть до размножения в воде. Тем менее вероятен сценарий, по которому водные приматы быстренько вернулись на сушу и за короткий срок потеряли множество водных адаптаций.

Но еще бóльшая проблема акватической гипотезы — игнорирование палеонтологических находок. Правда, и Харди, и Морган упоминают австралопитеков. Согласно Морган, австралопитек — это и есть прямой потомок водной обезьяны. В таком случае водные адаптации у австралопитека должны бросаться в глаза. В реальности строение этих гоминид говорит о недавнем древесном прошлом: пропорции тела, длинные руки, удлиненные изогнутые пальцы, более подвижный, чем у человека, большой палец стопы. А где длинные ноги, которые так нужны для плавания? Где «вытянутая обтекаемая форма» тела? Где выступающий «нос-колокол»? Коническая грудная клетка, крайне широкий таз, общее коренастое сложение — не так мы представляем себе идеального пловца.

Наконец, вопрос: нашел ли кто-нибудь останки самих гидропитеков? «Водная обезьяна» была хорошей попыткой заткнуть прореху в палеонтологической летописи образца середины XX века. Харди не дождался новых открытий — ученого не стало в 1985 году, но с тех пор брешь «схлопнулась». Рамапитек давно отправлен в отставку, зато описана целая группа ранних гоминид, предшествующих классическим австралопитекам — включая сахелантропа, жившего 7 млн лет назад, и более позднего ардипитека. Для последнего — непосредственного предка австралопитеков — известна значительная часть скелета {15} . Но если Арди и любила воду, на ее строении это не отразилось никак. Типично древесный примат с некоторыми признаками прямохождения. Где же водные адаптации?

Я думаю, понятно, почему к гипотезе водной обезьяны — красивой, складной, остроумной — так прохладно относятся антропологи. Впрочем, «лайт-версия» акватической концепции нет-нет да и выползет на берег в каком-нибудь научном журнале {16} . И недаром. Ведь как минимум один из доводов все-таки отрицать глупо: люди очень водолюбивы. Мы, конечно, не водные, но околоводные приматы. И, если жизнь наших предков проходила вблизи рек и озер, почему бы, спустившись с дерева, не поискать в воде чего-нибудь вкусненького? Хотя бы в качестве дополнения к основному меню. Так мыслят некоторые современные авторы, и мыслят разумно. Однако чем мягче вариант акватической гипотезы, тем меньше шансов, что эпизодические забеги в водоем каким-то образом связаны с исчезновением шерсти.