Дэвид Райх - Кто мы и как сюда попали [Древняя ДНК и новая наука о человеческом прошлом]

Примером рассуждений, занимающих у Уэйда почетное место, может служить работа 2006 года Грегори Кокрэна, Джейсона Харди и Генри Харпендинга об ашкеназах: эти авторы предположили, что повышенный коэффициент интеллекта (IQ) у ашкеназских евреев (более одного стандартного отклонения от мирового среднего) и непропорциональная доля евреев среди нобелевских лауреатов (в сто раз больше мирового среднего) объясняются естественным отбором, действовавшим на протяжении тысячелетней истории, когда ашкеназы занимались ростовщичеством, требовавшим умения писать и считать 39 . Авторы также указывали на высокий риск заболеваний Тея – Сакса и Гоше у ашкеназов, а эти болезни вызываются мутациями, контролирующими запасание жиров в клетках мозга. Следовательно, частота этих мутаций, повышающих умственные способности, могла увеличиться под действием естественного отбора (авторы решили, что указанные мутации, присутствуя в одной копии, могут давать преимущество, а болезнь развивается, если соединяются две копии). Но ведь с высокой вероятностью распространением данных мутаций ашкеназы обязаны злому случаю – бутылочному горлышку, через которое их популяция прошла в Средние века, оставив в наследство нынешним потомкам те самые злосчастные мутации небольшого числа основателей 40 . Несмотря на это, Уэйд приветствует работу, потому что в ней наверняка правда. Что касается Харпендинга, задокументированы его безосновательные рассуждения о биологической разнице между популяциями. Есть запись его доклада на конференции “Сохранение западной цивилизации” 2009 года. Он утверждал, что у населения Черной Африки (южнее Сахары) нет мотивации к работе, без особой нужды они не берутся за дело. “Я никогда не замечал, чтобы у африканца из этого региона было какое-либо хобби” – так он говорил, а дальше развивал мысль, что у местных жителей естественный отбор не поддерживал мотивацию к тяжелому труду, в отличие от некоторых евразийцев, вынужденных тяжело работать в природных условиях последних тысячелетий 41 .

Уэйд также разбирал книгу “Прощай, нищета” (А Farewell to Alms) экономиста Грегори Кларка о том, почему индустриальная революция стартовала именно в Британии, а не где-то еще. Кларк видел причину в том, что в течение пяти столетий до индустриальной революции повышалась рождаемость среди богатой части британцев по сравнению с бедной частью общества. По мнению Кларка, это способствовало распространению человеческих черт, благоприятных для становления капитализма: индивидуализма, терпимости, желания упорно и долго работать 42 . Кларк отмечал, что невозможно разграничить культурное и генетическое насаждение данных признаков в череде поколений, но Уэйд тем не менее воспринял это так, будто генетика наверняка играла ключевую роль.

Я уделил некоторое внимание разбору ошибок Уэйда, потому что, на мой взгляд, важно понимать: пусть есть отжившая догма и пусть многие ученые, объединившись, упрямо ее придерживаются, но это вовсе не означает, что верна неортодоксальная “ересь”. А Уэйд именно это и имеет в виду. Он пишет: “Каждая крупная цивилизация формировала общественные институты, соответствующие обстоятельствам и требованиям выживания своей цивилизации. Пусть эти институты насквозь пропитаны культурными традициями, все равно они покоятся на прочном фундаменте генетически обусловленного человеческого поведения. И если такие институты существуют и упрочиваются на протяжении многих поколений, то не это ли признак работы определенного набора генетических вариаций, контролирующего социальное поведение людей” 43 . У Уйэда в неявном виде между строк читается предположение, что в бытующих расистских идеях о различиях между народами есть зерно истины.

Уэйд не единственный, кто уверен, что знает правду о межпопуляционных различиях. На конференции в 2010 году “ДНК, гены и история человечества”, где я впервые встретил Уэйда, случилась и еще одна знаменательная встреча. Я сидел на своем месте и вдруг услышал за спиной какой-то шорох, обернулся и увидел Джеймса Уотсона, того самого, который вместе с другими расшифровал в 1953 году структуру ДНК. До недавнего времени Уотсон возглавлял лабораторию Колд-Спринг-Харбор, где и проводилась конференция. За сто лет до того лаборатория была центром евгеники в США, там шла подготовка к работам по селекции человека, для чего хранились описания наборов признаков многих людей, и она лоббировала законы – и такие были приняты во многих штатах – о стерилизации индивидов, признанных дефективными, ведь интуитивно ясно, что если этого не сделать, то человеческий генофонд деградирует. В таком историческом ракурсе забавно смотрится история с выходом Уотсона на пенсию. Он вынужден был снять с себя полномочия главы Колд-Спринг-Харбор, после того как в британской Sunday Times напечатали интервью с ним, где он сказал: “У меня определенно мало оптимизма относительно будущего Африки”, добавив, что “вся наша социальная политика строится на том, что африканцы по умственным способностям не отличаются от нас, хотя тесты утверждают, что это не совсем так” 44 . (У генетиков нет подтверждений этому заявлению.) И вот Уотсон, наклонившись ко мне и сидящей рядом специалистке по генетике Бет Шапиро, тихонько произнес: “И когда же вы собираетесь объяснить мне, почему вы, евреи, умнее всех других?” А потом продолжил, что, мол, евреи и индийские брамины – это главные умники, потому что у них тысячелетиями отбирались гены “учености”. Разговор перешел на шепот: индийцы все, по его опыту, склонны к холопству, потому что сидели под английскими колонистами и потому что, как он думает, эта черта сформировалась отбором в условиях кастовой системы. Дальше он высказался о восточноазиатских студентах, что все они более или менее конформисты, потому что в древнекитайском обществе преимущество при отборе получали соглашатели.