Валерий Язвицкий - Жизнь животных в рассказах и картинках по А. Брэму

С такой же настойчивостью преследовала она свою цель, когда хотела полакомиться сахаром или фруктами, которые хранились в столовой в шкафу. Тогда она вдруг бросала игру, отправлялась в совершенно противоположном направлении и поворачивалась только тогда, когда думала, что ее никто не видит. Тогда она спешила прямо к шкафу, быстро его отворяла и уверенно запускала руку в сахарницу или в блюдо с фруктами. Иногда после этого она притворяла за собой дверь шкафа. Затем преспокойно съедала добычу. Если ее замечали, она немедленно с ней убегала.

Ей доставляло своеобразное, почти детское удовольствие стучать и производить шум. Когда горилла проходила мимо бочек, блюд или жестяных вещей, она почти всегда барабанила по ним. Так делала она и во время нашего путешествия в Европу. На пароходе ей также позволяли свободно бегать. Однако незнакомые звуки были ей неприятны. Гром пугал ее до того, что вызывал непроизвольное испражнение. Если у нее был запор, мы применяли в виде лекарства музыку, и это помогало не хуже слабительного. Мы внимательно ухаживали за гориллой, и наш питомец рос и развивался у нас на глазах. В начале февраля она захворала: у нее начались судороги. В продолжение четырех недель мы боялись за ее жизнь, пока необыкновенно сильное сложение, а может быть, постоянные приемы хинина и каломели не одержали наконец победы над болезнью. Животное постепенно начало выздоравливать. Радость по этому поводу была всеобщая».

О пребывании этой гориллы в зоопарке директор парка сообщил следующее:

«Наша двухлетняя горилла выросла уже почти до 1 метра. Тело ее покрыто мягкими, как шелк, серыми волосами, на голове волосы рыжеватого цвета. Ее плотная, коренастая фигура, мускулистые руки, гладкое, блестящее черное лицо с хорошо сформированными ушами, большие умные, насмешливые глаза — все это придавало ей поразительное сходство с человеком. Это впечатление увеличивала неторопливость всех ее движений. Каждое из них напоминало скорее неуклюжего мальчугана, чем обезьяну. Когда, сидя на стуле, она смотрела на людей, потом вдруг ударяла в ладоши, сопровождая это движение кивком головы, она овладевала всеми сердцами. Она охотно бывала в большом обществе, отличая старого от малого, мужчин от женщин. С детьми от двух до трех лет она обходилась ласково, целовала их и позволяла делать с собой что угодно, никогда не пользуясь при этом превосходством своих сил. С более взрослыми детьми она обращалась хуже, но все же охотно играла с ними и бегала взапуски вокруг столов и стульев, которые часто опрокидывала. Шутя, она давала тумаки то тому, то другому, а иногда схватывала во время игры чью-нибудь ногу и пробовала на ней свои зубы. Когда дамы брали ее на руки, она обнимала их и оставалась довольно долгое время у них на коленях. В общей клетке для обезьян она охотно играла и была здесь повелителем. Даже шимпанзе беспрекословно ей подчинялся. С шимпанзе она обращалась, как с равным, и играла почти всегда только с ним, хотя и немного грубо. Если тому удавалось вырваться, горилла неловко падала — с вытянутыми вперед руками. Шимпанзе она даже ласкала, но с маленькими обезьянами была безжалостна. Походка гориллы была во многом похожа на походку шимпанзе. Когда она бывала в хорошем настроении, которое, впрочем, редко ее покидало, она высовывала кончик красного языка — это придавало ее блестящему черному лицу еще большее сходство с ребенком.

Нравом горилла походила на человека и вела совершенно человеческий образ жизни. В восьмом часу утра она приподнималась в постели, зевала, почесывалась, но оставалась заспанной и безучастной до тех пор, пока ей не давали молока, которое обычно она пила из стакана. Тогда, уже совершенно разгулявшись, она вставала с постели, выглядывала из окна, начинала хлопать в ладоши и принималась играть со сторожем. Горилла ни на минуту не могла оставаться одна. Она издавала резкие крики, если видела, что сторож оставил ее. В девять часов утра ее мыли. Это ей очень нравилось. Свою радость она выражала звуками, похожими на хрюканье. Ела она вместе со своим сторожем. К завтраку горилла получала несколько сосисок или кусок хлеба с маслом, ветчиной или сыром. При этом она охотно выпивала стакан светлого вина, разбавленного водой. В высшей степени курьезно было смотреть, как она держала своими короткими, толстыми пальцами объемистый стакан и придерживала его еще ногой, чтобы не уронить. Плоды она ела охотно и в большом количестве, из вишен тщательно вынимала косточки. Горилла жила в моей квартире. В час дня жена сторожа приносила ей обед. Летом, во время жары, горилла с большим нетерпением ожидала обеденного часа. Когда раздавался звонок, всегда сама отворяла дверь, рассматривала еду и охотно пробовала то, что ей более всего приходилось по вкусу. Не спуская глаз с кушанья, она ожидала, когда начнется обед. Сначала ей давали чашку бульона, которую она выпивала до последней капли. Затем следовал рис или овощи — чаще всего картофель, морковь или кольраби, отваренные с говядиной. Наш питомец довольно ловко управлялся с ложкой. Но как только горилла чувствовала, что за ней не наблюдают, она лезла мордой прямо в блюдо. Под конец она всего охотнее съедала кусок жареной курицы. После обеда она любила отдохнуть и, проспав час или полтора, готова была снова играть. После обеда ей давали плоды, а вечером молоко или чай и хлеб с маслом. В девять часов она отправлялась спать. Лежала она на матраце, закутавшись в шерстяное одеяло. Сторож сидел около нее, пока она не засыпала. Засыпала она довольно скоро. Охотнее всего она спала на одной кровати со сторожем.