Ф. Грандерат - Выращивание, воспитание, дрессировка и натаска охотничьей собаки за рубежом

Особенно трудно с молодой собакой: или у нее еще недостаточно крепкая дисциплина, или ее организм еще не так развился и укрепился, чтобы вынести необходимую тренировку. Очень просто испортить собаку, если она начнет гонять на глаз случайных, шумовых зайцев, бросая след первого, гонного. Бывает, что это портит собаку навсегда. Сторонники гона говорят, что если собака будет безотказно ложиться по вибрирующему свисту, то нечего допускать до гона на глаз. Но среднему натасчику не отработать такой четкости, да и не всегда собака услышит свист против ветра, а натасчик — увидит зайца. Но поскольку от гона зайца никуда не уйдешь — он включен в программу испытаний, я советую сначала отрабатывать его на ремне — следовая работа — а потом не отпускать собаку дальше, чем на 100 метров по ветру и укладывать, если заяц будет виден.

В лесу можно не спускать собаку со сворки, пока не поднимется заяц, а отпустить ее только тогда, когда заяц пройдет, поставив ее на след; не надо надолго отпускать собаку, следует часто подзывать ее к себе, чтобы, выйдя из-под наблюдения, она могла бросить след и перейти в свободный поиск.

Очень хорошо вести собаку на ремне по заячьему следу по пашне или по свежей пороше зимой, исправляя ее ошибки, если она собьется со следа; это также закрепит ее навык находить подранков.

Непосредственно перед испытанием следует несколько раз пустить собаку без ремня по свежему следу зайца. А когда она успешно пройдет испытания, то, на мой взгляд, лучше тренировать собаку только на поиски подранков.

Перед легавой собакой ставятся следующие требования: тесный контакт с охотником, стойка по зверю и птице в открытых местах, выталкивание дичи по команде из зарослей, потом возвращение в заросли и подача новой дичи.

Собака должна идти только по следу подранков, иногда на несколько километров, мелкую дичь приносить, а о крупной докладывать. Надо поставить собаку так, чтобы она любую дичь отмечала стойкой, а по следу шла бы только по команде, но умела бы это делать.

— Наш Лумпи опять где-то шатается, сегодня целый день его нет дома.

— Ладно, пусть он только вернется домой, он у меня узнает, почем фунт лиха.

Очень часто хозяева рассуждают так или подобным образом, в то время как их веселый Лумпи выбирает себе невесту, делает соответствующие внушения другим ее поклонникам, слишком назойливым, разбирает интересующие его следы, разнообразит свое время на помойках и вообще занимается свойственными ему собачьими делами. А когда он, в конце донцов, возвращается домой, то уже на большом расстоянии от дома его собачьи глаза становятся печальными. Он входит крадучись, поджавши хвост, с явными признаками страха. «Посмотрите, как он идет, — говорит хозяин, — знает, что виноват», — и хозяин бьет своего Лумпи плеткой, а если у хозяина уж совсем нет никакого соображения, то ногой или рукой.

Этот хозяин (а ведь таких большинство) не имеет ни малейшего понятия о том, что когда он больно бьет собаку, то его собака не понимает, что получает побои за свое жениховство, за те очень вкусные тухлые кости, которые она съела на помойке, за то, что она шла по следу зайца — ведь все это было так хорошо, так приятно, так естественно, так чисто по-собачьи, что она и не знает, что можно было бы поступить как-то по-другому, и при первой представившейся возможности она обязательно все это повторит; и она твердо запомнит, что домой приходить — плохо; дома за приход ее очень больно бьет хозяин. Гулять хорошо, а возвращаться — одно горе («думает» собака). У нее битье ассоциируется только с возвращением домой. И все-таки голод и собачья привязанность к человеку, к ее вожаку, гонят ее домой, несмотря на битье, к ее тупому хозяину, который называет это верностью, который не способен понять, что не все мыслят так, как он, а уж собака в особенности.

Но как же отучить от бродяжничества Лумпи? Лумпи совсем испортил свои отношения со старым хозяином, и его продали другому, который умеет обращаться с собаками. Новый хозяин ежедневно уделяет время занятиям с Лумпи, долго гуляет с ним, конечно, на сворке, кормит хорошо, ласкает его. И через весьма короткое время Лумпи начинает, действительно, признавать нового хозяина. Никакой «верности» старому хозяину, так как новый вожак оказывается для Лумпи значительно более привлекательным, хоть он и строгий; он воспитывает с большей любовью, но по системе «кнута и пряника». Наконец Лумпи выпускают во двор без привязи. В заборе — большая дыра, а за забором — приятель Лумпи, задорный пес, с лаем гонится за велосипедистом. Лумпи не может противиться искушению, он ныряет через дыру и присоединяется к лающему товарищу. В это время хозяин кричит: «Нельзя», — а помощник резким броском осыпает Лумпи дробью, на спину попадает звенящая цепочка. Не так больно, как страшно и неприятно. Лумпи устремляется обратно во двор, через ту же дыру в заборе: «Спасайся, кто может!». А из дома его ласково зовет хозяин: «Лумпи, сюда!», — и Лумпи получает лакомство и ласку. «Как хорошо быть у хозяина, а на улице очень страшно», — такой «вывод» твердо запечатлевается в сознании Лумпи, ведь он сделан на основании собственного опыта.