Рэм Петров - Сфинксы XX века

Флеминг должен был верить 13 лет. Верить до тех пор, пока биохимия сумеет создать метод выделения очищенного пенициллина из плесени. И не просто верить 13 лет, а работать, доказывать другим, искать. Только глубокая уверенность в своей правоте дает ученому силы довести идею до конца. Не было бы у Флеминга такой уверенности — человечество не узнало бы об антибиотиках… Впрочем, наверно, просто не Флеминг был бы отцом эры антибиотиков. Открытие это было не только «открытием» подготовленного ума, оно было подготовлено и развитием науки. Пришло время. И если использование плесени в средние века было одним из начал, то гибель микробов в чашке Петри от плесени неминуемо должна была обратить внимание настоящих ученых. Главное — чтобы они были.

А они были.

Уверенность рождает решимость. Но не только решимость к многолетним научным исканиям. Порой она концентрируется в одном кульминационном пункте.

Эдвард Дженнер родился более двухсот лет назад в Англии, в графстве Глестершир, в местечке Беркли.

Дженнеру 21 год.

Молодой врач обратил внимание на существовавшее в народе поверье: человек, переболевший весьма безобидной коровьей оспой, никогда не заболевает натуральной, или, как ее называют, черной, оспой.

Только в Лондоне от этой болезни умирало от одной до 3 тысяч человек ежегодно.

Дженнер поверил в народную молву. 26 лет зрела эта вера. 26 лет он наблюдал и сопоставлял факты. Сомнений оставалось все меньше и меньше. Люди, чаще всего доярки, перенесшие коровью оспу, действительно не заболевали натуральной!

Дженнеру 47 лет.

14 мая 1796 года врач и ученый Эдвард Дженнер решился на эксперимент, который избавил человечество от оспы и стал прародителем новой науки — иммунологии. Уверенный в своей идее, ученый решился поставить опыт на человеке.

Крестьянка Сара Нелмс заразилась коровьей оспой, и у нее на руке появилось несколько типичных пузырьков. Содержимое одного из них будет привито Эдвардом Дженнером восьмилетнему мальчику Джеймсу Фиппсу. Но этого мало. Мальчика надо будет заразить настоящей черной оспой. Если он ошибется, мальчик умрет. После этого нельзя будет жить и Дженнеру…

Можно ли? Достаточно ли он уверен! Достаточно ли силы веры? Достаточно ли доказательств, подтверждающих идею? Как жаль, что опыт нельзя поставить на себе… Нужен человек, никогда раньше не контактировавший с больными оспой. Впрочем, это опыт на себе. Если мы вспомним, как боролись в той же Англии с противооспенной вакциной в последующие годы. Вспомним, что «за» или «против» прививок было иногда центральным пунктом предвыборной борьбы между тори и вигами; вспомним, сколько поджогов и покушений было из-за этого, с уже доказанной благотворностью мероприятия, и становится совершенно ясно, что Дженнер знал, на что шел. Дженнер понимал: неудачный эксперимент на мальчике кончится трагически и для него.

«Для того чтобы с большей точностью наблюдать за ходом заражения, — пишет Дженнер, — я выбрал здорового мальчика (Джеймса Фиппса) около восьми лет с целью привить ему коровью оспу. Я взял материю с пустулы на руке одной скотницы (Сарры Нелмс), которая заразилась коровьей оспой от коров своего хозяина. Эту материю я привил на руку мальчика 14 мая 1796 года посредством двух поверхностных надрезов, едва проникнувших через толщу кожи, длиной около полудюйма каждый. На седьмой день мальчик начал жаловаться на боль под мышкой, а на девятый его стало немного лихорадить, он потерял аппетит, и появилась легкая головная боль. На следующий день он был совершенно здоров… Все болезненные явления исчезли, оставив на месте прививки струпья и незначительные рубцы, но не причинив ни малейшего беспокойства ни мне, ни моему пациенту. Для того чтобы удостовериться в том, что мальчик, над которым я производил опыт, после этого легкого заболевания от прививки яда коровьей оспы был огражден от заражения настоящей оспой, я произвел ему 1 июля того же года инокуляцию человеческой оспы, взятой непосредственно с оспенной пустулы.

Несколько легких уколов и надрезов были сделаны на его обеих руках и материя тщательно втерта, но какого-либо заметного заболевания не последовало».

Решающий эксперимент — апофеоз идеи — прошел успешно. Маленький Фиппс приобрел в результате безопасной прививки невосприимчивость к одной из самых страшных болезней — черной оспе. Эта прививка была названа вакцинацией, от латинского слова «вакка», что значит корова. Термин этот прижился, и всякая профилактическая прививка болезнетворного начала с тех пор и называется этим словом, которое, если подумать, звучит примерно — коровизация, хотя вакцина может быть приготовлена из мозга зараженного кролика, как в случае бешенства, или из легочной ткани мышей, в случае сыпного тифа.