Есть еще один очень сильный довод в пользу правильности моего объяснения: ни один крупный профессиональный охотник никогда не нападает на жертву внутри тесно сбившегося стада. Не только крупные хищные млекопитающие, такие, как лев и тигр, принимают в расчет обороноспособность добычи, прежде чем прыгнуть на буйвола в стаде; более мелкие охотники на беззащитную дичь тоже почти всегда стараются отбить от стаи кого-то одного, прежде чем соберутся всерьез на него напасть. У сапсана и чеглока есть особая форма движения, которая служит исключительно для этой цели. У. Биб наблюдал нечто подобное у глубоководных рыб. Он видел, как крупная макрель следует за косяком маленьких рыб-ежей и терпеливо ждет, пока какая-нибудь рыбка отделится наконец от плотного строя, чтобы схватить какую-нибудь мелкую добычу. Такая попытка неизменно заканчивается гибелью маленькой рыбки в желудке большой.
Перелетные стаи скворцов очевидным образом используют затруднения хищника при выборе цели также и для того, чтобы посредством отрицательного подкрепления внушать ему отвращение к охоте на них. Когда стая этих птиц замечает в воздухе ястреба-перепелятника или чеглока, она сжимается настолько плотно, что кажется, будто птицы уже не в состоянии работать крыльями. Однако таким строем скворцы не улетают от хищника, а спешат ему навстречу и в конце концов окружают его со всех сторон, точь-в-точь как амеба обтекает частицу пищи, впуская ее внутрь себя в маленький пустой объем – «вакуоль». Некоторые наблюдатели утверждали, что в результате этого маневра у хищной птицы уходит воздух из-под крыльев, так что она не может больше летать и тем более нападать. Это, само собой, абсурд, но такое переживание наверняка достаточно мучительно для хищника, чтобы обеспечить отрицательное подкрепление, так что эта форма поведения имеет ценность для сохранения вида.
Многие социологи полагают, что самой первой формой социальной сплоченности была семья, а уже из нее в процессе эволюции развились все те разнообразные формы сообществ, какие мы встречаем у высших животных. Это, может быть, верно для многих общественных насекомых [14] В подлиннике старое выражение staatenbildende Insekte — буквально: "насекомые, образующие государства".
и, возможно, также для некоторых млекопитающих, включая приматов – в том числе человека, - но обобщать это утверждение неправомерно. Самая первая форма «сообщества» в наиболее широком смысле слова – это анонимное скопление, типичный пример которого дают рыбы в Мировом Океане. Внутри такого скопления нет ничего похожего на структуру, никаких вожаков и никаких ведомых, лишь громадная масса одинаковых элементов. Разумеется, они влияют друг на друга; разумеется, существуют какие-то простейшие формы «взаимопонимания» между индивидами, составляющими скопление. Когда один из них замечает опасность и спасается бегством, все остальные, кто может заметить его страх, заражаются этим настроением. Насколько широко распространится паника в крупном косяке, будет ли она в состоянии побудить весь косяк к повороту и бегству – это чисто количественный вопрос; ответ зависит от того, сколько особей испугалось и обратилось в бегство и насколько интенсивной была их реакция. Точно так же и на привлекающий стимул, вызывающий поворот в его сторону – «положительный таксис», – может прореагировать весь косяк, даже если этот стимул заметила лишь одна особь. Ее решительное движение наверняка увлечет в том же направлении и других рыб, и опять-таки лишь от количества зависит, позволит ли вся стая себя увлечь.
Чисто количественный и в известном смысле очень демократичный характер такой «передачи настроений» приводит к тому, что решение дается рыбьей стае тем труднее, чем больше в ней особей и чем сильнее у них стадный инстинкт. Рыба, которая по какой бы то ни было причине поплыла в определенном направлении, вскоре волей-неволей выплывает из стаи и сразу попадает под влияние всех тех стимулов, которые настойчиво побуждают ее вернуться. Чем больше рыб выплывет под действием какого-либо внешнего стимула в одном и том же направлении, тем вероятнее, что они увлекут за собой всю стаю; чем больше стая и тем самым сильнее ее обратное притяжение, тем меньше проплывут ее предприимчивые члены, прежде чем повернут обратно и вернутся в стаю, словно притянутые магнитом. Поэтому большая стая плотно сбившихся мелких рыб являет собой жалкую картину нерешительности. То и дело предприимчивые особи образуют маленький поток, вытягивающийся, как ложноножка у амебы. Чем длиннее становятся эти «псевдоподии», тем они делаются тоньше и тем сильнее, видимо, становится напряжение вдоль них; по большей части такая вылазка заканчивается стремительным бегством вглубь стаи. При этом зрелище мурашки пробегают по коже; поневоле начинаешь сомневаться в демократии и находить достоинства в политике правых.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу