Олег Переводин - Паразит, оккупировавший мозг

«…Никто поначалу не обращал внимания на этих пришельцев. Слишком хрупкие, чтобы в одиночку охотиться на крупную дичь. Слишком уязвимые, чтобы противостоять нам в единоборстве – их длинные шеи ломались под натиском наших мощных рук. Их орудия были не лучше наших, а свою тонкую безволосую кожу они вынуждены были защищать накидками из звериных шкур…

Я видел, как магия овладела ими. С помощью рычания и свиста они научились знать о том, что еще не произошло и передавать это знание друг другу. Эта способность распространялась среди них как чума, только от нее они не гибли, а становились сильнее…

Они стали охотиться группами, и каждый из них в точности выполнял свою работу. Вместе они стали сильнее хищников и опустошили наши охотничьи угодья. Мы пытаемся противостоять им, но на каждого нашего воина нападает полдюжины чужаков. Мы вынуждены уходить все выше в горы, где никогда не бывает лета, и кто знает, наступит ли оно когда-нибудь для нашей расы снова…»

Конечно, ни один из разумных существ, которых мы называем неандертальцами, не смог бы рассказать нам такой истории. Во-первых потому, что описанный процесс вытеснения одной расы другой длился намного дольше одного поколения.

Во-вторых – потому что наши ближайшие родственники попросту не умели говорить.

Язык является универсальным механизмом, который позволил нашим предкам совершать коллективные действия, перенимать опыт друг друга, быстрее учить детей необходимым для выживания навыкам. Но до сих пор однозначно не разрешен вопрос: это биологическое приобретение или культурное явление? Если язык – это хотя бы частично эволюционное приобретение, как он эволюционировал, и какие механизмы умственной деятельности с ним связаны? Почему люди – единственные на Земле существа, наделенные способностью говорить и понимать речь?

Если рассматривать эволюцию как равномерный поступательный процесс, а речь – как результат изменений ДНК, то у наших ближайших родственников обязаны присутствовать гены речи. У них должны быть сигнальные системы, подобные языку. Как в случае плавников и ласт у разных животных, живущих в водной среде, параллельная эволюция привела бы к возникновению аналогов речи у других, неродственных нам видов.

Но самый большой парадокс лингвистики – это скорость возникновения сложной, комплексной и безграничной по возможностям системы, которую сложно обозвать просто «признаком» с точки зрения классической эволюционной теории. Распространение ее среди наших предков около 150 тысяч лет назад напоминало не закрепление удачной мутации во многих поколениях, а скорее эпидемию инфекционного заболевания.

Перед тем, как начать разбираться в том, как возникла речь, нужно определить, что такое язык. Находясь в одиночестве в замкнутом пространстве, мы находимся в потоке внутренней речи. В такие моменты нам кажется, что язык является неотъемлемой частью мышления. Но нет никаких свидетельств того, что язык обязательно нужен для когнитивной деятельности. Повреждение головного мозга, которое приводит к полной потере речи, зачастую не отражается на других функциях сознания. Это больше похоже на потерю одного из чувств – лишившись зрения или слуха, человек не теряет способности мыслить.

Язык считается механизмом для передачи мыслительной информации. Один из экспериментов, используемых для подтверждения этой идеи этого определения, известен многим как «испорченный телефон». Испытуемого просят прослушать короткий рассказ из нескольких предложений, а затем повторить его. Большинство испытуемых верно повторяет суть рассказа, но неспособно пересказать его слово в слово.

Это похоже на то, как если бы между речью и мышлением имел место двойной перевод с языка на язык. Услышанный рассказ преобразуется сознанием в более абстрактную смысловую форму, которую удобнее хранить в памяти. Чтобы воссоздать рассказ, смысл извлекается из памяти и вновь облекается в словесный вид.