Льюис Уолперт - Чудесная жизнь клеток - как мы живем и почему мы умираем

Со времен Гиппократа и вплоть до восемнадцатого столетия медицина опиралась на теорию четырех субстанций. Древние греки и римляне, а вслед за ними западные ученые, усвоившие классическую философию, полагали, что в зависимости от способа питания и физической активности каждая из этих субстанций может то прибывать, то убывать. Если в ком-то наблюдался избыток какой-то субстанции, то от этого страдали и характер, и здоровье. Все это привело к тому, что на протяжении двух тысяч лет врачи лечили людей кровопусканием. В действительности такое лечение имело нулевой врачебный эффект, если не считать, конечно, эффекта плацебо, когда сам пациент начинает верить, что польза есть.

Что касается зарождения жизни, то одни ученые считали, что она возникла в воде, а другие — что в воздухе. Греческий философ Эмпедокл полагал, что растения и животные появились в результате воздействия огня, который вырвал из глуби земли бесформенные куски материи и часть из них затем превратилась в людей. За всеми этими идеями скрывалось представление о том, что жизнь — это своего рода особая сила, которая может одухотворить любой материальный объект, сделать его живым. Это соответствовало церковным воззрениям позднейшего времени. И если бы не был изобретен микроскоп, мы, возможно, придерживались бы их до сих пор.

Другое древнее представление о жизни, которое пришло к нам из Китая и до сих пор используется в теориях, связанных с практикой акупунктуры, основывается на убеждении в том, что в человеческом теле содержится жизненная сила (ее называют «ци» или «ки»), циркулирующая по невидимым каналам. В соответствии с этой теорией все болезни вызываются нарушениями в циркуляции «ци». До сих пор в ходу утверждения о том, что точки иглоукалывания представляют собой те области, которые влияют на циркуляцию жизненной энергии; воздействуя на них, можно вылечить различные заболевания.

Клеткам удавалось удивительно долго скрывать от нас свои тайны. Примерно две тысячи лет назад древние римляне, экспериментируя с формами стекла, толстыми в середине и тонкими по краям, обнаружили, что, когда подобные «линзы» подносят к предметам, те выглядят крупнее. Однако стеклянные линзы так и не нашли применения вплоть до тринадцатого столетия, когда в Италии стали изготавливать очки для коррекции зрения.

Первые микроскопы, которые были просто увеличительными стеклами, состояли из одной линзы, обладающей способностью увеличивать предметы примерно в десять раз. Этого было недостаточно, чтобы увидеть клетку, хотя было очень интересно смотреть сквозь такое увеличительное стекло на мух и других крохотных насекомых. Решительный прорыв вперед произошел в 1590 году, когда два голландских мастера, занимавшихся изготовлением стекол для очков, догадались поместить сразу несколько линз в трубку и тем самым сделали важнейшее открытие. Предмет при взгляде через такую трубку увеличивался многократно — гораздо больше, чем под одним увеличительным стеклом. Так был изобретен прообраз микроскопа.

Первым человеком, который увидел клетку и назвал ее так — хотя и не осознал в тот момент, что же именно он сумел разглядеть, — стал Роберт Гук. Это случилось в 1665 году. Будучи еще совсем юным, Гук обладал блестящими способностями быстро схватывать все новое. К тому же он от природы обладал умением конструировать различные приспособления. Закончив Вестминстерскую школу в Лондоне, он поступил в колледж Крайст-Черч в Оксфорде. Там он научился разбираться в широком спектре научных дисциплин, включая астрономию, биологию, физику и архитектуру, и заслужил репутацию умелого изготовителя инструментов для проведения научных исследований. В 1663 году он стал членом Королевского научного общества в Лондоне, а позднее — его председателем.

В своих научных работах, которые публиковались на протяжении сорока лет, Гук разрабатывал идею основополагающего принципа, который мог бы служить единой основой для развития всей природы. Он называл его «великой единой теорией». Гук считал аксиомой то, что вся природа создана на основе общего принципа, ибо он верил в то, что природа — продукт Божественного разума, а предположить, что Господь был непоследователен или противоречив, разрабатывая и осуществляя великий замысел сотворения мира, было немыслимо. А поскольку человека также сотворил Господь по Своему образу и подобию, то было логично предположить, что человек способен постичь единый принцип, который лежит в основе всего живого. Как сказал однажды Кеплер, «наука думала за Господа Его мысли».