Игорь Акимушкин: Проблемы этологии

Известный этолог доктор Нико Тинберген видел, как молодые пустельги, сытно пообедав после удачной охоты в полях, летели туда, где были гнезда, в которых они родились, и часами играли на песчаных дюнах с сосновыми шишками, а когда аппетит снова напоминал о себе, улетали в поля на охоту.

Видели, как молодой сокол, который лишь через две недели научился летать, играл со своим отцом в воображаемый воздушный бой. Он подпрыгивал вверх, отчаянно работая крыльями, пикировал вниз и сам отражал такие же импровизированные атаки взрослого самца. Но ни тот, ни другой сильных ударов не наносили. Это была игра и первые уроки высшего пилотажа.

Ну а взрослые птицы играют еще охотнее, чем молодые: и в кошки-мышки со своей добычей, и друг с другом «в салочки», и с разными веточками, палочками, листьями и камнями. Сороки, как известно, идут ради игры даже на «преступление»: тащат всякую блестящую игрушку, которая им понравится.

Даже хладнокровные рыбы играют! Носят во рту веточки, бросают их и снова подхватывают. Колюшки особенно игривы, когда строят гнезда. А брызгуны любят шутки в духе старых кинокомедий: облить «из-за угла» человека водой доставляет им большое удовольствие.

Гнатонемус Петерса — интересный обитатель аквариумов. У этой рыбки необычные для ее класса повадки: любит играть небольшим мячом, совсем «как молодые звери», что «указывает на ее хорошо развитый мозг».

Разбитое бурей дерево, у которого расщеплен ствол, — находка для медведя, а еще больше для медведицы, когда она с детьми. Ухватится лапой за дранощепину резвящийся Топтыгин, отогнет ее вниз и отпустит. Ударит она с маху по расколотому стволу, дребезжит, гудит ствол, вибрируя. А косматый богатырь не унимается: еще и еще отводит и отпускает щепу, музицирует. Прислушивается, как далеко громогласное эхо разносит по ущельям и горам эти звуки.

У детенышей горилл игры такие же, как у наших детей: догонялки, катание с «горок» — стволов деревьев, борьба за пригорок или куст и «поезд»: положив руки друг другу на плечи, малыши бегают цепочкой.

Борьба за пригорок (игра «Кто в замке король») в обычае и у барсуков. После захода солнца они выходят из нор, но нередко идут сначала не к кормным местам, а к замшелому пню либо дереву, упавшему на землю. Один, кто порезвее, взбирается на этот трон, а остальные пытаются его спихнуть с пня или дерева. Игра может продолжаться больше часа, и уж потом уставшие, но повеселевшие барсуки отправляются на охоту.

Некоторые беспозвоночные, например осьминоги, тоже знают толк в игре и наделены достаточной дозой юмора, чтобы понимать, когда с ними шутят.

Оно очень разнообразно у птиц. Подражают в основном пению, но не только ему.

Известный этолог Конрад Лоренц рассказал о снегире, который научился пению у канарейки. Да и сами канарейки, как никто из птиц, умеют подражать чужим голосам.

В учителя канарейкам давали самых лучших певцов пернатого мира: соловья, славку-черноголовку, жаворонка, коноплянку, либо исполняли мелодии на флейте и других музыкальных инструментах. Изобрели даже особые органчики для обучения канареек музыке. И вот пение некоторых пород канареек стало совсем иным: приглушенным, мягким, низким по тону и весьма разнообразным — до 32 разных колен (туров) насчитывают в песнях самых лучших кенаров.

«Многими натуралистами установлено, что лоси, джейраны, кабаны, волчата, лисята и другие с начальных этапов постнатального онтогенеза копируют поведение матери, подражая ей на пастбище, водопое, при встрече с другими животными, человеком. Они поедают те корма, которыми питается мать, при неблагоприятных ситуациях также отражают ее поведение. Экспериментально доказано, что дикие животные, отловленные в первые дни жизни, не пройдя испытания в семье, при одомашнивании поедают опасные для них корма и гибнут» (профессор Н. М. Носков).

Одним словом, подражание очень широко распространено в животном царстве.

И вот еще кое-что интересное для этологов, от чего путь ведет к следующей, более сложной для понимания главе.

В Англии синицы научились пробивать фольговые крышки бутылок, которые молочники оставляют по утрам у дверей домов, и выпивать сливки. Вскоре это «преступление» стало обычным делом и по ту сторону Ла-Манша, на севере Франции, и в быстром темпе распространяется здесь с севера к югу.