Напрашивается одно объяснение — человек современного типа перешел от чисто биологической эволюции к эволюции социальной, разрешив тем самым все противоречия, вставшие перед родом человеческим с тех пор, как первый австралопитек поднялся с четверенек на ноги. А противоречий накопилось достаточно.
Первое из них связано с самим прямохождением. Четвероногие детеныши сразу после рождения начинают ходить, а то и бегать. Человеческого ребенка надо учить ходить, до того он попросту беспомощен. Адаптивный признак — двуногое хождение — в начале жизни оказывается неприспособительным.
Второе противоречие связано с изготовлением орудий — с первой фазой труда по Энгельсу. Даже простейшее рубило изготовить не так просто, этому надо долго учиться. Поэтому генетически жестко закрепленная программа поведения в процессе очеловечивания обезьяны должна была смениться поведением, основанным на обучении и привыкании.
Габилис был, очевидно, еще малоспособным учеником — недаром в «галечной» культуре нет устоявшихся форм орудий. Каждый новый габилис «доходил до всего» сам, методом проб и ошибок.
Короче, основные черты человека неизбежно влекут за собой увеличение периода младенчества и детства, периода, когда новое поколение беспомощно и нуждается в опеке со стороны родителей, беспрецедентной в природе. Этот, несомненно, неприспособительный феномен должен быть чем-то компенсирован, в противном случае человек не выдержал бы борьбы за существование.
Иная группа противоречий связана с концом жизни. В период, когда рефлекторная деятельность сменяется разумной, наибольшую ценность для популяции начинают приобретать старики — живое хранилище информации о традициях и обрядах, способах охоты, выделки орудий, короче — способах выжить. А естественный отбор безразличен к судьбам особей, не участвующих уже в размножении.
Иными словами, в борьбе за существование должны были побеждать не только самые ловкие и сообразительные, пожиратели других людей, а охраняющие слабых: беременных женщин и детей — будущее популяции, стариков и старух — кладезь информации, передающейся по каналу второй сигнальной системы. И чем лучше охраняли слабых, тем больший успех в борьбе имела популяция — пока отбор не привел к возникновению способности пожертвовать собой для блага племени. Нет, не людоедство, а альтруизм вывел человека в люди!
Еще Дарвин со всей отчетливостью понимал значение этой проблемы. Обезьянолюди, вооруженные острыми кремневыми орудиями, но не умеющие сдерживать звериные инстинкты, просто не смогли бы выжить — они истребили бы друг друга. Поэтому возникновение социальной среды в становлении разумного существа — процесс необходимый и неизбежный.
Дарвин указывал, что предпосылки для возникновения социальных отношений имеются уже у общественных животных, в первую очередь у обезьян: «…те общества, которые имели наибольшее число сочувствующих друг другу членов, должны были процветать больше и оставлять после себя более многочисленное потомство».
И самое главное: «…насколько вопрос касается повышения уровня нравственности и увеличения числа способных людей, естественный отбор имеет, по-видимому, у цивилизованных наций мало влияния, несмотря на то, что их основные общественные инстинкты были первоначально изобретены этим путем».
Короче, уже Дарвин понимал, что естественный отбор создал социальные отношения у человека, а затем уступил им место. В эволюции человека разумного есть парадокс — отбор шел на уничтожение самого себя, на уничтожение внутривидовой борьбы.
К сожалению, мало кто из считавших себя последователями и продолжателями дела Дарвина заметил эти строки. Апология «борьбы всех против всех, каждого против каждого» достигла предела в так называемом социал-дарвинизме, который, впрочем, задолго до Дарвина исповедовали люди, считавшие других людей лишь средством для достижения своей цели.
Еще в 1932 году Дж. Холдейн математически строго показал, что отбор по «генам альтруизма» был весьма эффективным. Шестью годами позже советский антрополог Я. Я. Рогинский создал стройную гипотезу о возникновении социальных качеств человека под действием отбора. Согласно Рогинскому, на заре первобытного общества выживали преимущественно особи, лучше других приспособленные к социальной организации, которые вовремя могли ликвидировать опасные для коллектива конфликты (изгоняя, например, чрезмерно агрессивных и антисоциальных членов). Эта точка зрения была поддержана в 1947 году известным генетиком и невропатологом С. Н. Давиденковым.
Читать дальше