Метцингер: Что, по твоему мнению, более всего похоже на эволюционную функцию сновидения и когда она впервые развилась?
Гобсон: Говоря об эволюции и функциональных преимуществах мозга, который умеет видеть сны, я придерживаюсь равно как консервативной, так и спекулятивной точек зрения. Консервативная позиция заключается в том, что нет свидетельств, что сновидения сами по себе служат какой либо цели вообще. То есть, ни осознанность во время сновидения, ни воспоминание об этой осознанности по пробуждению от сна не показывают себя сколь либо полезными. Я думаю, что мы должны серьёзно отнестись к предположению Оуэна Фланагана о том, что сновидения — это надстройка состояния сна. В своём пределе, аргумент утверждает: состояние сновидения — это эпифеномен, без которого могут равно обойтись и люди, и животные. Наиболее убедительный аргумент в пользу данной позиции — это практически полная амнезия относительно сознания в сновидении. Если бы припоминание сновидений было адаптивным, конечно же оно было бы более развито! Но даже отношение к сновидению, как к опыту сознания, не сводит на нет здоровый научный интерес относительно функциональной значимости владения мозгом, который может активировать себя во время сна. Такой мозг мог бы делать многие вещи. Среди них — уже известное улучшение заучивания движений, регуляция пищевых и тепловых калорий, а также укрепление иммунных функций. Мне не нужно быть осведомлённым об этих функциях, даже если они необходимы для моего выживания и моего репродуктивного успеха.
Вот мы и пришли в точку пересечения множества критических философских вопросов, включая привычную неразбериху относительно активности мозга и осведомлённости. Наша сознательная осведомлённость во время бодрствования — очевидное адаптивное преимущество, но не факт, что сознательная осведомлённость во время сна имеет такую же ценность. Может статься так, что адаптивным преимуществом является забывание содержимого сновидения. Даже допуская убеждение некоторых психотерапевтов о том, что сновидения — королевская дорога в бессознательное, мы можем спросить: «А кто хочет туда идти?». Те, кто хочет, вольны попробовать, но я сам не вижу адаптивного преимущества ни в воспоминании сновидений, ни в их интерпретации, хотя я сам уделяю внимание и тому, и другому, с большим удовольствием.
Согласно моей собственной специальной теории, сновидения сильно отличны от сознательной осведомлённости, которая может быть использована для лучшего понимания активности мозга, которая приводит к сознанию, будь то во сне или наяву. Как отмечали Джеральд Эдельман и Джулио Тонони, обширная таламокортикальная система производит сознание, будучи активированной. В состоянии бодрствования и во сне, эта система включается стволом мозга, но химическая модуляция, сопровождающая активацию, очень различна в двух состояниях. Вклад в другие структуры вроде лимбической системы, а также модулирующие системы ствола мозга, замечательны тем, что они «окрашивают» сознание, равно как и активируют его.
Люди и большинство других млекопитающих имеют мозги, которые могут самоактивизироваться во время сна, когда условия среды, такие как холод и тьма, не располагают к бодрствованию. Сама эта способность, а не знание о ней, значима для эволюционного успеха.
Метцингер: Что сегодня известно о манифестации цикла засыпания-пробуждения в филогенезе? Как это происходило у наших предков? И как эта манифестация связана с сознанием?
Гобсон: Ответ будет таков, что известно много! Без углубления в сложные детали, мы можем утверждать наверняка, что полностью развитый цикл засыпания-пробуждения с взаимно заменимыми фазами НБДГ- и БДГ-сна, является адаптацией, сохранённой у гомеотермических животных, а конкретно у млекопитающих и птиц, которая регулирует температуру их тела. Какова адаптивная связь между гомеотермией и сном? Опять-таки, ответ прост. Поддерживая температуру мозга постоянной несмотря на огромные скачки температуры в окружающей среде, гомеотермия гарантирует надёжное функционирование мозга в широком многообразии контекстов окружающей среды. Другими словами, температурный контроль и функционирование мозга тесно связаны, а сон оберегает эту связь.
Придерживаясь темы сознания, я последую за Эдельманом, который говорил о первичном сознании, в которое входят восприятие, эмоции и память, а также вторичное сознание, которое составляет осведомлённость относительно осведомлённости и способность описать её. Вторичное сознание, которое зависит от языка и других сложных абстракций, исключительно человеческое качество. Первичное сознание широко распространено среди млекопитающих и может даже присутствовать у некоторых не млекопитающих видов. К сожалению, все эти утверждения не могут быть чем-то большим, чем интеллектуальными догадками, так как ни одно субчеловеческое животное не способно вербально передать свои субъективные переживания. Борцы за права животных, наподобие проповедников права на жизнь, вполне правы в заявлениях о том, что множество субчеловеческих и менее развитых животных, до определенной степени, сознательны. Если мы отнимаем у них жизнь или заставляем страдать, у нас должно быть очень хорошее нравственное обоснование для этого. И у нас оно есть. Это уменьшение человеческого страдания. Я непримиримый сторонник превосходства человека. Когда я отнимаю жизнь у животного или у овоща для того, чтобы выжить, я повышаю качество этой жизни.
Читать дальше