Вадим Федоров - Шестой Ангел. Полет к мечте. Исполнение желаний [litres]

Я подошёл. Присел рядом с женщиной. Она коротко взглянула на меня. Отвернулась. Потом опять повернула ко мне своё лицо.

– Вы ко мне? – спросила тихо. – Оттуда? Мне обещали, что сегодня кто-то придёт.

– Здравствуй, – я протянул Галине руку и представился: – Шестой.

– Здравствуй… те, – споткнулась Галина на последнем слоге, – а почему Шестой?

– В детдоме фамилию дали, – объяснил я ей, – в том году я шестой подкидыш был. Администрации надоело фамилии выдумывать, вот они меня под номером и определили. У предыдущих подкидышей нормальные фамилии: Иванов, Петров, Фёдоров, Сидоров и Шульц. А у меня вот Шестой.

– Как интересно, – протянула Галина.

Хотя было видно, что это ей уже не интересно. Она думала о своём. И думала с болью. Боль стояла у неё в глазах. Боль чувствовалась в её напряжённой позе, в том, как она сидела на скамейке. Боль была в её словах.

– Мы ещё в школе дружили, – начала она говорить внезапно, – потом влюбились оба. В институт поступили. На втором курсе расписались. Потом я родила Никиту. Было тяжело. Но справлялись. Потихоньку, но встали на ноги. Родители помогли. Потом Алёнка родилась. Работали много.

Мимо прошли две женщины. Поздоровались с нами. Галина кивнула им. Помолчала. Затем продолжила:

– Жили мы хорошо. Потому что у обоих головы на плечах и работали много. И сейчас живем в достатке, но ритм жизни остался прежний, потому как надо детям дать образование и есть много идей и сил для реализации. Но потом случилось это. Стеклянный взгляд и постоянные смс-ки. Как будто подменили человека. Ничем не интересуется. Только работа и телефон. Со мной почти не разговаривает. А я люблю его. Он мне очень дорог. Я с ним полжизни прожила. Роднее его у меня никого нет. Только дети. Но дети – это другое.

И Галина заплакала. Точнее, пара слезинок скатилась у неё по щеке. Она достала платок и вытерла глаза.

– Что мне делать? Я не знаю, я ничего не знаю, – сказала она, – я даже не знаю, изменял он мне с этой девицей или нет. Он говорит, что просто переписывается. А я не знаю.

– Спит он с ней, – подал голос я, – редко, но спит.

Галина отшатнулась, как от удара. Но не заплакала.

Только ещё сильнее сгорбилась.

– И что мне делать? – снова спросила. – Я жить не хочу. Без него не могу и не хочу.

– Тебя как в детстве звали? – в свою очередь спросил я её.

Галина непонимающе посмотрела на меня.

– Так и звали, по имени. Иногда Галкой. Мама звала Галчонком.

– Ты сейчас на ворону похожа, – усмехнулся я, – на побитую старую, облезлую ворону. А не на Галку и тем более Галчонка.

– Зачем вы так? – спросила она обиженно.

– А я не люблю балаболов, – ответил я. – Если человек не хочет жить, то он идёт и умирает. А не трезвонит об этом на каждом углу. Так что ты умирать не будешь и говорить об этом тоже не будешь. Вопросы есть?

– Есть, – ответила Галка, – есть вопросы. Как мне жить дальше?

– Я не про жить, – махнул я рукой, – я про то, чтобы не жить. Никаких разговоров и мыслей. Про не жить. А как жить, мы сейчас решим. Но только слушать меня должна беспрекословно. Вопросы есть?

– Вопросов нет, – откликнулась Галка.

– Тогда волоки сумки домой и пошли в ресторане посидим, поговорим, – скомандовал я, – я угощаю. Дома у тебя дети, лишние уши. А рядом с вами очень приличное тихое местечко с чешской кухней. Мне его давно рекомендовали. Только вот всё времени не было посетить.

– Мне ужин дома ещё готовить, – сказала Галя.

– Вот дети и приготовят, – скомандовал я, – поручи дочке что-нибудь простенькое. Справится она у тебя?

– Справится, – кивнула Галя, – она любит готовить.

– Отлично, – сказал я, – жду тебя через десять минут тут же, на скамейке. И не задерживайся, холодно.

Галина поднялась. Взяла сумки. Зашла в подъезд. Ровно через 10 минут вышла. Вид у неё был растерянный.

– Как-то непривычно в ресторан среди белого дня с незнакомым мужчиной, – сказала.

– Я Ангел, со мной можно куда угодно, – отозвался я, – а покушать всегда полезно, особенно для нервов.

В ресторанчике было малолюдно. Где-то фоном играла лёгкая музыка. Фортепьяно с саксофоном. Мы присели за дальний столик. Я заказал гуляш с кнедликами, Галина ограничилась шопским салатом. Из напитков взяли по безалкогольному пиву. Я был за рулём, а Галина мне нужна была трезвой.

– Рассказывай, – велел я, елозя кнедликами по тарелке.

И Галя начала рассказывать. Ничего нового она мне не поведала. Всё это я уже прочитал в деле. Но ей надо было выговориться. И она выговаривалась. А к концу рассказа начала плакать. Слёзы падали в салат.