Сергей Чернышев - Техноэкономика. Кому и зачем нужен блокчейн

Мне может быть симпатична пастораль или нет, но вас не должно интересовать, что нравится мне. То, что город, как и вообще любое человеческое создание, большую часть своего существования от чего-либо задыхается или погибает – это естественно, потому что предки строили его не для такой массы понаехавших, а передвигаться предполагали не на джипах, а на лошадях. Кроме того, в развитии любого общества была, есть и будет органика, имманентный его жизни «путь Дао». Но органика всё равно воплощает себя человеческими руками. Она – жюри, а не исполнитель.

Р. Б.: Какую именно органику мы сейчас хотя бы физически можем осуществить руками?

С. Ч.: Отсылаю вас, если позволите, к тексту «Новая Антарктида». Вот страна наша многострадальная, бескрайние просторы, на которых мало что колосится, зато множество полуповаленных плетней. Можно часами говорить о том, как устроены наши заборы. Это – произведение искусства, и кажется, что каждый метр отечественного забора должен стоить в сто раз дороже, чем где-нибудь в Англии. Он у них ровный, с одинаковыми штакетинами – а у нас ни один элемент забора не повторяет остальные ни цветом, ни формой, ни наклоном. Это ведь серьёзная ручная работа за большие деньги…

Текст начинается с грустной истории про фашиста Гесса, который говорил (дословно не ручаюсь), что вот тут мы, немцы, сгрудились на пятачке земли, который старательно и заботливо возделываем, а вот гигантская Россия, которая огородила кривыми-косыми заборами и колючей проволокой огромный участок благороднейшей земли, и ничего не делает там – валяется как собака на сене. И поэтому мы претендуем на лебенсраум, пойдём на эту землю и оприходуем.

Есть грубый вариант вторжения, но есть много более мягких вариантов потери суверенитета. Но факт остаётся фактом: если вокруг нас со всех сторон страны, у которых производительность территории (то есть объём ВВП, отнесённый к площади страны) в несколько раз больше, то извне возникает и нарастает давление. Это означает, что по мере того, как в мире ресурсов всё меньше, а людей всё больше, будет подниматься – и уже поднимается – вопрос о том, какого чёрта мы занимаем эту гигантскую территорию, которая нам досталась – как и всем странам – волею судьбы, и ничего на ней не делаем. Поэтому жёсткая форма давления состоит в том, что нас попросят подвинуться. Уже просили. Слава богу, мы не очень подвинулись. А мягкая форма состоит в том, что нам будет предложен вариант международной помощи, от которой мы не сможем отказаться.

То есть, пожалуйста – пограничные столбы, флаги, гимны. Все приезжие владеют русским, ходят по праздникам в лаптях и косоворотках, – но всё равно приезжают гаст– или какие угодно – арбайтеры, которые под международным присмотром доосваивают нашу территорию до среднемирового уровня производительности. При этом всё, что здесь произведено, продаётся на мировых рынках по рыночным ценам, и пусть даже мы получаем большую долю как компенсацию моральной ущербности. Вот гуманный вариант. Всё равно это вариант страны-резервации.

Поэтому единственный способ для родины выжить и сохранить суверенитет – это в разы поднять производительность хотя бы до среднемирового уровня. Но если развернуть картинку зеркально, можно сказать о том же более оптимистично. Что будет, если поднять производительность наших территорий до среднемирового уровня? Это означает за короткий срок прирост мирового ВВП на 10–20 %. Это будет самый большой рывок в истории человечества. Эпоха глобального роста. Это означает, что мы, как собака на сене, сидим на колоссальном складе ресурсов, где вполне осуществима экстенсивная фаза быстрого кратного роста. Экстенсивная. Нам не надо покрывать всю территорию заводами или коровниками. Надо всего-навсего поднять степень освоенности до уровня Туниса. Навести элементарный порядок, немного повысить урожайность. Мы живём в заповедном краю в удивительное время, по объёму недопроизведённого ВВП с нами сравнима только Антарктида.

Часть третья. Куда движется мир

Р. Б.: У меня есть частный вопрос, про уголь. Я так понимаю, что если мир движется к возобновляемым источникам энергии, к зелёной энергетике, то кому и зачем нужен уголь? Ну, то есть мы можем добыть миллиард тонн угля, и он будет здесь лежать.

С. Ч.: Не знаю, куда движется мир. Думаю, что некогда популярную «зелёную» точку зрения, которая приглянулась интеллигенции, сегодня всё чаще оспаривают, и с ней надо разбираться. Что такое возобновляемые источники энергии? Какие считаются возобновляемыми? Солнечная энергия? Мы видим массу проблем с попыткой её освоить, и с учётом всех издержек она по-прежнему куда дороже традиционной. А нашей стране она в обоих смыслах не светит, потому что у нас все кремниевые панели снегом завалит. С ветряками огромные проблемы, в том числе экологические, не решаемые до сих пор. Сейчас появляются работы по поводу того, что зелёное биотопливо хуже в смысле выбросов для атмосферы, чем нормальный бензин. И все прочие попытки конвертировать зелёную идеологию в реальную зелёную технологию пока не убедительны. Поэтому мне симпатична эта идеология, но её воплощения в жизнь довольно долго ещё, наверное, придётся ждать. Была точка зрения, что самой зелёной является гидроэнергетика. Но, поработав с отраслью, я узнал, что и там имеются колоссальные проблемы для экологии, которые создаются ложами водохранилищ. С атомной энергетикой тоже проблемы, с термоядерной – топчемся на месте больше полувека. Поэтому пока никакой такой возобновляемой энергетики по большому счёту нет. И похоже, уголь ещё ой как пригодится…