Михаил Ланцов - Хмурый Император. Том 3. Западная война

— Ну почему же? — Возразила супруга. — Мне действительно хочется разобраться в тебе. Ты до такой степени полон каких-то фундаментальных противоречий, что я теряюсь.

— Противоречий? Каких же?

— Ой… да их масса. Например, твое отношение к революционерам. Более последовательного борца с ними нигде в мире и не сыскать. Ты за последнее десятилетие устроил им тотальный террор. Им даже не удавалось спрятаться за границей — их или убивали, или ловили и отправляли на двадцать пять лет исправительных работ без права переписки. Как глянешь, так и сразу мысли: хуже и последовательнее тебя консерватора и охранителя и быть не должно. Но на деле ведь это не так. Ты ведь сам во многом реализуешь то, за что революционеры ратуют. Россия сейчас, наверное, самая прогрессивная страна в плане социальных и экономических преобразований. Да, у нас остается монархия, причем абсолютная. Но права и возможности людей таковы, что Франция может лишь тихо завидовать. Как это в тебе уживается? Это ведь совершенно немыслимо!

— Почему же? На мой взгляд, вполне все органично.

— Я не понимаю. Серьезно. Не понимаю.

— Ты никогда не задумывалась над такой расхожей фразой: «Бессмысленный и беспощадный русский бунт»? Нет? Зря. А смысл такой — русский мужик, он ведь ничего менять не хочет. Так, побузит, покипешует и домой. Собственно, в этом и кроется фундамент всей русской государственности.

— Ты серьезно? — Удивилась Клеопатра. — Это звучит дико.

— Больше скажу, такая же беда не только у русского мужика, но и у всякого иного. Знаешь, что будет делать раб, которого освободили? Бороться с рабством? Строить новую жизнь без рабства? Нет. Он постарается завести раба уже себе. Просто потому, что вот тут, — постучал Николай себя по голове пальцем, — у него определенный формат мышления. В его мире есть только господа, рабы и те, кто еще не знает обо всем этом. И если раб освобождается, то его естественным желанием будет стремление не разрушить порочную систему. Нет. Он будет теперь осознанно или подсознательно считать себя господином и пытаться всячески обзавестись рабами, чтобы этому статусу соответствовать. И ежели заведет, то рабовладельцем станет куда более гнусным и безжалостным, чем тот, кто лишен комплекса «раба», то есть, не должен доказывать себе и окружающим, что он другой… что он не раб… что он намного лучше…

— И к чему это? Как это связано с революцией?

— Напрямую. Все революционеры хотят только одного — занять место тех, кто правит. Не больше, не меньше. Где-то сознательно, где-то не осознавая того. То есть, по своей сути, жаждут денег и власти. Вот они сейчас дорвутся, займут высокие места и покажут всему миру как нужно управлять. И все.

— И все? Но… я все равно не понимаю.

— У людей есть неразрешимая проблема. Чтобы хорошо руководить, и чтобы хорошо прорываться к власти нужны разные качества. Вот пробился такой революционер к власти. И что? Лучше стало? Для него народ — просто расходный материал. Труха. Солома, сжигая которую он греет свои амбиции. Даже если сознательно он хочет чего-то иного, подсознание не обманешь. А потом отшумят бури революции. Уляжется муть. И глядь — вчерашний борец за права человека и светлое будущее, ведет себя намного хуже старой аристократии. Барин барином. Причем в самом карикатурном виде. И он, что клеймил монархию за эксплуатацию податного населения, уже без всякой жалости и сострадания выжимает из своих сограждан последние соки. На правое дело же! Чего это они недовольны? Он ведь ради них старается. Ну сдохнет их там сколько-то, и что? Светлое будущее совсем близко… вон же, за горизонтом. Сейчас дойдем до него, и они заживут! И хорошо заживут. На новых виллах, в новых особняках, купаясь в роскоши и разврате… как он сам вот уже сейчас…

— Но ведь во Франции революция принесла много хорошего.

— Революция ли? Да и, в конечном счете, к чему все скатилось? В середине XVIII века — Франция — самая сильная держава Европы. Никто не мог один на один с ней сражаться ни на суше, ни на море. Могучая промышленность. Самая сильная в мире армия. А флот? Великолепный французский флот превосходил английский без преувеличений. Англия владычица морей? Нет. Великобритания ей в те дни не была, разве что на словах. Она ей стала… позже… после падения второй Империи во Франции. Мда. Середина XVIII века… В эти дни блистательная французская культура и наука покорила всю Европу, и лишь необразованный босяк не говорил по-французски. Но прошло сто лет. И что мы видим? Францию, которая впала в совершенное ничтожество. Те крестьяне, которых обдирали чиновники короля, продолжали нищенствовать, так как их теперь обдирали чиновники «народного» и «законно избранного» правительства. Что поменялось? Что стало фундаментально лучше? Нет малыш… революционеры не делают нашу жизнь лучше. Они несут только боль и разрушение. Не потому, что их идеи дрянь. Нет. А потому, что они прикрывают ими свои реальные желания. Они просто рвутся к власти, стремясь заплатить за свой успех любую цену, но только из чужого кармана.