Огнева Евгеньевна - Дети вечного марта

— В крайней кибитке.

Дион пошел к высокой повозке, откинул тент, погрузил в тележное чрево обе руки и вынес оттуда нечто, закутанное во множество платков и одеял. Саня решил, что это ребенок. Тревожно кольнуло внутри. Не зря толковали, что цыгане детей воруют.

Пока Дион возился с посылкой, Чалый шагнул к Сане:

— Что случилось с Шаком?

— Он пропал. Ушел через Границу.

— Не умер?

— Нет.

— Значит, жив. Ва! Знаешь, кот, твоя весть оказалась не такой уж плохой. Если Шак жив, я его найду.

— Как?

— У цыган свои тропы и свои законы. Стройся! - заорал он вдруг во все горло.

Ближняя лошадь присела и дернула повозку. Цыган на облучке спешно начал разворачивать. Следом выстроился весь табор.

Дион осторожно положил сверток у нагретого солнцем камня, пошел во главу колонны, встал лицом к скале и начал чертить руками какие-то знаки.

Появилось слабое свечение, трещина в скале начала расходиться, истаивая струями горячего воздуха. Но жара Саня не чувствовал. В камне творился проход через Границу. Как только свечение померкло, а трещина стала достаточно широкой, туда пошла первая кибитка. Они исчезали в скале одна за другой. Последним в тень трещины ступил Чалый, обернулся, махнул Сане рукой и пропал.

Посылку они по очереди несли на закорках. Сверток оказался не таким уж легким. Путь назад занял больше половины дня. Как Саня ни тужился, а определить, кто у него за спиной не мог. Вроде живое, а вроде и - нет. Человек? Не человек? Плюнул. Доберутся до дому, там и разберется.

К пропасти, опоясывающей жилище Диона, они добрались в полной темноте. Хозяин раскопал снег, вытащил из него короткий стержень и поджог. Затрещал плюющийся холодными искрами ослепительный факел. По лестнице Дион прошел первым, чтобы осторожно принять из рук кота сверток.

Саня так и не решился спросить про ребенка. И - ладно. Когда спеленутое существо внесли в дом и развернули бесчисленные платки, до крайности изумленному коту предстал древний как мир старик с плоской головой и длинной шеей, под кожей которой можно было пересчитать все позвонки. Перед Саней стоял, как нив чем не бывало, отряхиваясь Его Ученость Камибарам Мараведишь.

Ростиком старый змей едва доходил коту до пояса. Голова на тонкой шее тянулась вперед, от чего казалось, змей постоянно принюхивается. Перед Саней был самый древний аллари этой земли.

— Вы так на меня смотрите, будто в жизни не встречали змей, - проворчал старец.

— Встречал, конечно… но я про Вас… думал, Вас в живых нет. Мне Эд говорил…

— Какой Эд? - Шея старика пошла спиралью, он вывернул голову так, что большой темный глаз, прикрытый пергаментным веком, уставился Сане прямо в лицо.

— Эдвард Дайрен.

— Я тебе говорил! - крикнул Камибарам Диону. - Наследник жив!

— Но его останки были представлены народу и признаны другими аллари. Как мне было не поверить.

— Где он? - змей обернулся к Сане.

— Боюсь… мне нечего Вам ответить. Когда мы расставались, Эд был очень плох. Его сначала ранили, потом пытали. Потом мы уходили от погони. Эд успел сказать мне кто он. Раньше я не знал. Потом пришли родичи. Дайрен попросил оставить его с волками. Я не знаю, жив он или нет.

— Могу твердо сказать, что Эдди опять всех обхитроил. Не волнуйтесь, молодой человек, Дайрен жив. Остался в стае… что ж - это самый лучший способ спрятаться. Жаль, мне его теперь не удастся нащупать. Хотя и раньше я не сильно в этом преуспел. У древнего клана Собаки всегда были свои тайные умения. У тебя, львенок, думаю - тоже, раз тебя пока не схватил и не казнил прилюдно светлость наша жаборылая.

А тебе, Дион, я привез подарочек. Все же очень мудро было поколесить по стране с цыганами. Ха-ха! Под самым носом Клира устраивались. Сколько у нас с ними было хлопот вначале? Крен тогда набрал действительно сильных эмпатов. Не таких как аллари, но сильных. Они ловили вторичные волны.

— Что такое вторичные волны, - невежливо встрял Саня. Ему показалось, что речь старого змея адресована прежде всего ему. А раз так - не гоже кивать головой с умным видом. Он пока ничего не понимал.

Кимибарам опять вывернул на него глаз, усмехнулся тонкими бескровными губами:

— Все возвращается. Впереди у нас длинная зима, мальчик. Раньше, много веков… у меня были тысячи студентов. Кто-то хотел учиться, кто-то, как Эдди, сначала отбывал родительскую ссылку, только позже поняв, что без знаний мир превращается в скудную кормушку для тела. А ум тем временем мечется во тьме, заставляя своего обладателя в тысячный раз изобретать колесо…