Александр Генис - Дзен футбола

- От каждого по способностям, - излагал я своими словами четвертый сон Веры Павлов ны, - каждому - по труду, но - в конвертируе мой валюте.

Шли годы. Сперва сняли красные флаги, потом - реформаторов. В гостинице «Пекин» открылся ресторан «Гонконг». В моем номере место стола занял сейф с табуреткой. Но по-прежнему на этаже дежурила коридорная. Теперь она берегла не мою нравственность, а свою открывашку для «Боржоми», понимая, что без нее у нее не останется ни труда, ни способности к нему.

Швейцар тоже не изменился, хотя и выглядит моложе. К дверям он так и не выходит, но, выучив мой урок политэкономии, встречает одиноких постояльцев у лифта: - Мужчине нужна компания? - Аленушка?

- Это уж, как скажете, - гостеприимно развел руки швейцар, но я остался верен передвижникам.?•.????•???

ой симпатичный собеседник, специально выбравший соседнее кресло в летевшем через океан «Боинге», чтобы ничто не мешало обстоятельному интервью, начал его с тщательно заостренного вопроса: - Когда вы врете?

- Всегда, - быстро ответил я, введя его в ступор.

- Ага, - наконец просиял он. - Все критяне - лжецы, - сказал критянин.

Раскусив парадокс, мой образованный интервьюер потерял интерес к своему делу, и мы перешли на дармовую финскую водку, разумно заменив ею оставшиеся нерешенными проблемы.

Дело в том, что врать проще всего с глазу на глаз: попробуйте честно ответить на вопрос «Ты меня уважаешь?» Труднее обманывать по телефону: в трубку не скажешь «Меня нет дома». Но самое честное средство связи, как показало исследование охотившихся на человеческие слабости американских психологов - электронная почта. Как и обыкновенная, она оставляет неопровержимые следы. Написанное слово становится вещественным доказательством, и электронная память хранит его куда надежнее человеческой. Зная об этом, ты невольно тормозишь перед очередным обманом, понимая, как легко компьютеру припереть тебя к стенке.

Вернув нас в эпистолярную эпоху, прогресс оживил и некоторые из ее архаических пережитков, вроде привычки отвечать за сказанное, хотя бы - за написанное.

Единственный способ избавиться от этого сомнительного, как хвост, атавизма - не отвечать на письма, что и делают многие мои знакомые.

- Эфир, - справедливо рассуждают они, - дело темное, а наука умеет много гитик, на которые можно списать дефицит учтивости.

Сперва я свирепел, прекращая отношения с теми людьми (и их органами), что пренебрегали перепиской. Но потом понял, что, как это чаще всего и бывает, сам во всем виноват. Дорвавшись до мгновенной связи, я трактовал ее как дешевый телеграф, исчерпывающий послание точной информацией и шуткой. Между тем в такой манере общения заложено неуважение к собеседнику, вынуждающее его к той степени определенности, которая превышает национальную норму.

Говорить, что надо, и отвечать, когда спрашивают, - достоинство компьютера, а не человека. Особенно - русского, привыкшего плавать в придаточных предложениях, словно щука в кувшинках.

Ограниченная логикой машина и нам навязывает беспрекословный выбор между «да» и «нет» - правдой и кривдой. Жить не по лжи легче всего транзистору.

Но где ян, там и инь: все то вранье, которое правдивый компьютер изымает из нашей жизни, ей возвращает лукавый Интернет. На заре его эры (а ведь еще помню время, когда жили без телевизора, который молодые считают ровесником динозавров) каждое путешествие в кибернетическое пространство казалось приключением, причем пикантным. Анонимность провоцирует двусмысленность.

Возможно, поэтому, первый раз выйдя в Сеть, я окрестил себя Snowball (отечественным Интернетом тогда еще была гласность). Назвавшись Снежком, я поменял не только имя, но и пол с расой: знойная негритянка с южным - маскирующим русский - акцентом. Создав фантомную личность, я подчинил себя ее привыч- I кам, о которых, впрочем, не знал ничего опре- j деленного. I»

Тем дело и кончилось. Я охладел к Интер-* нету, когда убедился, что электронное обще- • ние живо напоминает столичную тусовку: мно-* жество малознакомых людей встречаются друг; с другом без надежды и желания познакомить-» ся ближе. Разница лишь в том, что в Сети не» наливают. «

Чем дольше я живу в XXI веке, тем больше* мне хочется обратно - в какое-нибудь доиндус-; триальное столетие, когда разговор считался • королем развлечений, когда каждое предложе- I ние было законченным, мысль - извилистой, «период - длинным, юмор - подспудным, ело-* ва - своими, внимание - безраздельным, слух -* острым. Когда искренность не оправдывала не- • вежества и паутину ткали ассоциации, а не эле- I ктроны. j