Михаил Серегин - Годен к строевой!

- Не медли, прошу, что ты там возишься?

- Как же, все уже.

- Как все? - не поверила хозяйка и обернулась.

Леха выводил лошадь из стойла.

- А как же я?

Простаков остановился.

- Вы? А вы чего хотели? Вы ведь мне лошадь без денег даете?

- Даю.

- Ну вот я и забираю.

- Непонятливый ты мой мальчик. Ты же Машу хорошо отымел, а она замужем. Что тебе стоит и одинокую бабу уважить, служивый?

- Ах, вы об этом.

Она снова нагнулась.

- Ну, где ты?

Ей снова пришлось обернуться.

- Что ты делаешь?

Леха стоял по стойке «смирно» и отдавал честь.

- Опять что-то не так? Демонстрирую свое уважение, отдаю честь…

Баба была готова растерзать его.

- Трахни меня, ну, пожалуйста!

- Извините, не догадался.

Всю дорогу медленно, но верно трезвеющий конюх убеждал комбата в том, что отдал Мудрецкому именно Резвого. Мудрецкий, сидя рядом с пьяным на заднем сиденье, утверждал совершенно обратное. Стойлохряков очень хотел разобраться, и в душе он больше верил лейтенанту, чем какому-то алкашу.

Процессия подъехала к конюшне.

Шпындрюк выкатился из своей машины и приказал пока не выводить привезенного жеребца.

- Пойдемте посчитаем лошадей вместе, - глава района сделал широкий пригласительный жест, и все - он сам, его жена, чета Стойлохряковых, поп, лейтенант и конюх - вошли в конюшню.

Почувствовав людей, животные немного забеспокоились.

- Работать с лошадьми и пить! - возмущался Шпындрюк. - Супруга, дорогая, уберешь его отсюда сегодня же и сегодня же найдешь другого.

- Да-да, да-да, - курлыкала женушка, держа половину под руку.

- Итак, - Шпындрюк остановился и растопырил руки в стороны. - Всего у меня шестнадцать лошадей, включая двух жеребят. Вначале идем к жеребятам, которым, кстати, давно пора на воздух.

В небольшом загончике были идентифицированы два жеребенка и две кобылы.

- Итого четыре! - сформированная главой процессия молча следовала за ним. Мудрецкому пришлось взять бородатого пьянчужку за фуфайку и тащить его следом. - Осталось двенадцать, двенадцать, господа!

Он шел по коридору и тыкал пальцем в торчащие лошадиные морды. Животные будто чувствовали, что их хотят идентифицировать.

Около пустой клетки Резвого он остановился и с ехидством посмотрел на подполковника, потом прошел дальше и закончил счет.

- Девять, десять, одиннадцать! Одной нет!

- Двенадцатый конь в машине, - подсказал лейтенант.

- Чего?! - взревел лысеющий карапуз и бегом побежал в противоположный конец конюшни считать лошадей заново. Теперь он останавливался около каждого стойла, смотрел на табличку, потом заходил к лошади, сличал масть и пол.

В конце второго подсчета Шпындрюк остановился и взревел:

- Я не помню всех лошадей в лицо, в морду их я не помню! Но Резвого нет! - Он подбежал к конюху и тряхнул его. - Сволочь! Ты подменил лошадей! Кому ты отдал Резвого?

Пьяный мужик ткнул пальцем в бок Мудрецкому так, что тот отпрыгнул.

Стойлохряков рыкнул, прочистил горло и сплюнул на бетонный пол.

- Лейтенант, можешь быть свободен.

- Есть, товарищ подполковник, - вяло протянул лейтенант, пожимая плечами и выражая как бы собственное непонимание происходящего.

- Убью мудилу, - Шпындрюк тряс конюха. - Живьем закопаю! Где конь?

Бородатый дядька теперь примолк и больше не кивал в сторону Мудрецкого, успевшего уже скрыться за воротами конюшни.

Увидев выходящего лейтенанта, Резинкин повернулся на спину и громко произнес:

- Ес! - после чего получил несильный шлепок от Простакова по затылку.

Фрол добавил уже языком:

- Хорош орать. Нам еще кобылу хозяйке вернуть надо.

В своем доме Шпындрюк облачился в халат и домашние тапочки.

- Чертовщина какая-то, - жаловался он, разливая вино в высокие бокалы для себя, подполковника и батюшки.

Поп немедленно перекрестился.

- Вот протрезвеет, всю душу из него выну, - раздав напиток гостям, глава района плюхнулся в кресло, и в этот момент на пороге комнаты появилась его нелюбимая жена с конюхом.

Бородатый мужик шарил безумными глазами по комнате и причитал:

- Снова одной нет, снова одной нет, их только пятнадцать, пятнадцать их.

Протопоп Архипович наморщился.

- Петр Валерьевич, уберите его отсюда, прошу вас.

Снова стало тихо. Потом компания снова пила до тех пор, пока батюшка не слег и его не отвели в спальню почивать.

Оставшись наедине с главой, комбат надул щеки.

- Протопоп Архипович, мне неприятно говорить об этом, но едет комиссия.