Михаил Серегин - Годен к строевой!

- Силен.

- Силен, - понеслось со всех сторон.

Аленка зааплодировала.

- Я иду служить, - сделал заявление заплетающимся языком Виктор, сел, обнял за шею Аленку, а в следующее мгновение в полубреду повис на ней, невольно хватаясь руками за мягкое.

Витя стоял перед военкоматом, крепко держа Аленку за… В общем, пониже талии.

- Лысенький ты мой, голубоглазенький, - шептала она, - поосторожнее там.

Сморгнув, Витек провел рукой по голове.

- Где мои волосы?

- Мы вместе с твоей мамой стригли тебя вечером. Я держала тебя, а она стригла. Так твой папа велел. Говорит, в армии все так ходят.

- Поживем - увидим. А мы с тобой любовью-то занимались?

Аленка хихикнула и сообщила, что он ни на что не был годен.

- Твоя мама даже предлагала мне остаться.

- А твоя мама предлагала тебе остаться?

- Нет. Она и так меня ругала за то, что я пришла домой во втором часу.

- Да, в жизни две беды: понос и теща. Извини.

- А почему?

- Теща?

- Нет, понос.

- Дорогая, ты еще так молода, и у тебя все впереди, - он невольно рыгнул ей в лицо и не стал больше извиняться. Не стоит. Пусть она запомнит о нем хоть что-то.

Родители стояли в стороне и не мешали молодым прощаться. В центре небольшого пятачка перед военкоматом - никого. Призывники с родственниками, любимыми и друзьями стояли под деревьями и вели неспешные разговоры.

В основном, гадали, кто куда попадет, просили чаще писать, напутствовали, чтобы лишний раз сыновья не подставляли свои головы.

Капитан, проверявший повестку у Резинкина, когда тот приходил на медкомиссию, вышел на середину небольшой асфальтированной площадки.

- Становись! - зычно скомандовал он, и людская масса пришла в движение.

Взяв старенький рюкзачок, висевший на сучке дерева, Витя набросил его на плечо. Внутри, кроме зубной щетки, пасты и куска мыла, имели место быть еще и обруч домашней колбасы, немного брынзы и котлет.

Аленка прильнула к нему. Их губы соединились. Мир разделился на две половинки - до этой первой в его жизни военной команды и после. Груз расставания навалился на всех, кто пришел провожать своих пацанов.

Подошли проститься мать и отец. Витя обнял отца, поцеловал мать, не скрывающую слез. В последний раз он чмокнул Аленку.

- Не беременей тут без меня.

- Постараюсь, - пролепетала она и смахнула слезу.

Он не очень твердыми шагами заторопился к выстраивающейся шеренге.

Первым стоял широкоплечий - тот, которого Витек приколол и выставил перед комиссией без трусов.

Затесавшись пятым или шестым, Витя замер.

- Все? - спросил сам себя капитан, оглядывая родственников и ища тех, кто, может быть, никак не мог расстаться с близкими. - Вроде все.

Найдя глазами своих, Резинкин стоял в строю и видел, как мать теребит платок, как отец сурово смотрит на него, как Аленка время от времени помахивает маленькой тоненькой ладошкой.

- Безбородов!

- Здесь!

- Солдат, услышав свою фамилию, громко и четко отвечает «я», - просветил капитан.

- Я!

Резинкин пропустил все эту галиматью мимо ушей. Ему бы на ногах устоять. Говорили, будет автобус. Пока до Твери докатят, он немного отойдет от вчерашнего.

- Резинкин!

- Здесь!

- Не здесь, а «я»! - внушил персонально капитан.

- А вы? - не понял Витя.

Призывники дружно заржали.

- Говори «я».

- Вы. То есть я. Я!

- Ногузадерищев!

- Я!

- Надо же, и такие фамилии бывают?! Ни хрена себе!

- Я!

К капитану сзади подошел маленького роста конопатый паренек со здоровенной сумкой в руке и потянул его за рукав.

Офицер отдернул руку и вытаращился на чудо.

- Здесь в армию забирают?

- Фамилия?

- Иванов.

По списку выходило, что Ивановых аж трое.

- Имя?

- Иван.

- Становись в строй.

Таща ношу, Иванов встал в самом конце.

- Решил все два года на своих харчах продержаться? - не удержался капитан, сравнивая габариты сумки и парня.

- Кушать люблю.

- Пора бросать эту вредную привычку.

- В армии совсем не едят? - перепугался Иванов.

- Нет. В армии принимают пищу. Сейчас выходим за ворота и садимся в автобус. Нале-во!

Призывники недружно повернулись и потопали за офицером, расселись в автобусе.

Резинкин прилип к стеклу и, не помня себя, махал до тех пор, пока видел мать, отца и Аленку. Потом он откинулся на спинку кресла и скосил глаза на сидящего соседа.

- Здорово, приколист.

Только не это. На него смотрела улыбающаяся ряха.

- Так что там у меня между ног? Член?

- Я сказал «член»? Извини. Скорее сапожный гвоздик.