Михаил Серегин - Танец гюрзы

Хозяин вернулся. И сейчас он говорил с кем-то по телефону. Голос его собеседника, глуховатый и полный скрытого раздражения, неспешно выкатывал тяжелые и внушительные, как булыжники, слова, которые тут же заставили Владимира затаить дыхание:

– Боря, я знаю, что у тебя сегодня был этот парень, которого нанимал Роман. Надеюсь, ты был достаточно скромен?

– А чего мне скрывать? – дрожащим голосом спросил Борис Миронович. – Это же не я...

– По телефону такого не говорят, – перебил его собеседник. – Надеюсь, ты ничего не говорил про Полину и про «сердце ангела»?

– Н-нет...

– Красивое название, правда? Я придумал. По аналогии с кокаином – «angel dust», «пыль ангела», как называют кокс забугорные «торчки». Ну, так там действительно пыль, а тут – «сердце».

– Тебе про кокс лучше знать, это не мой профиль.

– Что-что? – насмешливо поинтересовался собеседник.

– Да нет... все нормально.

– А зачем ты вообще домой поперся? Я же говорил тебе, чтобы ты все подготовил к операции. Мы будем в десять.

– Я не был дома двое суток, – в голосе Бориса Мироновича послышались обиженные нотки, – в конце концов, я человек или нет? Я уже сорок часов нормально поесть не могу, а ты еще хочешь, чтобы я после этого нормально отработал. Так нельзя, Ваня, – уже примирительно закончил он.

– Ну, ладно. Но только в десять, или нет, – в одиннадцать все должно быть подготовлено. Давай.

Свиридов повернулся к Фокину, который продолжал мрачно латать свою поврежденную конечность, вожделенно вдыхая при этом спиртовые пары и подозрительно косясь на друга, и сказал:

– Афоня, тебе приходилось при жизни общаться с Кирилловым?

– Да видел я его раза два... в кабаке. В «Хамелеоне».

– Два?

– Два.

– А разговарить не приходилось?

– Да какое там разговаривать! Он там телку какую-то морально готовил к неизбежному...

– К аморальному и оральному? – усмехнулся Свиридов.

– Вот-вот. Ну, пили мы с ним раза... два. На брудершафт из них... раза три.

– Интересная арифметика получается. Значит, его голос ты слышал?

– Ну да. А что? Он со мной из могилы говорить собрался, что ли? Поелику вопрошахом сущим во гробех...

– Я тут один разговорчик записал, – перебил Афанасия Свиридов. – Послушай. Думаю, тебе должно быть интересно.

Фокин надел наушники и стал слушать. По мере того как запись разговора двигалась к завершению, его широкое, заросшее густой щетиной лицо все больше вытягивалось. Потом он отшвырнул наушники и спросил:

– А кто дал тебе эту запись?

– То есть как дал? Я сам ее записал...

– Да ты не мог ее записать! Потому что ты приехал в Нижний уже после того, как ухлопали Кириллова.

– То есть...

– То есть это Кириллов разговаривает с каким-то хмырем. Борисом Мироновичем, кажется, он его называл.

Свиридов поднял голову и пристально взглянул на Фокина. Потом внимательно посмотрел ранку на его руке и сказал:

– Ты уверен в том, что это Кириллов? Что это его голос?

– Да, уверен! Только откуда у тебя эта запись?

– Я записал ее только что, в твоем присутствии. Когда ты так яростно нюхал спирт...

Фокин широко раскрыл глаза и сказал деревянным голосом:

– Может, ты скажешь, что у меня началась белая горячка, но мне действительно показалось, что это голос Кириллова.

– Почему белая горячка? Ты же только что говорил, что уверен – это он.

– Но он же подох!

– Значит... воскрес, – холодно сказал Свиридов.

– Я тебя не понимаю...

– Неудивительно. Я тоже тебя не понимаю. Но теперь у нас есть прекрасный шанс расставить все точки над «i». Надо поехать в гости к Борису Мироновичу.

– Но я хотел поспать... глаза слипаются, – запротестовал Фокин.

Но Свиридов не стал его слушать.

Уже через пятнадцать минут Фокин и Свиридов стояли перед дверью, которую Владимир сегодня уже открывал за считанные секунды при помощи своих универсальных «капелловских» отмычек.

Но теперь хозяин был дома, и к таким противоправным методам проникновения в квартиру прибегать не имело смысла.

Владимир позвонил несколько раз. Потом оглянулся на бледного Фокина, которому все происходящее, по всей видимости, нравилось все меньше и меньше.

– Кто там? – наконец раздался за дверью слабый голос.

– Откройте, Борис Миронович. Это Владимир. Я был у вас сегодня на работе.

– Простите, но у меня сейчас нет времени. Если вы хотите меня видеть, то зайдите завтра во второй половине дня ко мне в клинику.