Ильясов Явдат - ЗАКЛИНАТЕЛЬ ЗМЕЙ

- Э! - уныло скривился визирь.- Минуты, секунды. Что могут решить на земле какие-то дохлые секунды?

- Как? Из них, секунд, слагаются часы и сутки. Годы, Века, тысячелетия. Вечность, сударь, состоит из секунд.

- Указ, конечно, нетрудно написать. Однако...

- Что значит - однако? Нужно! Вы же сами затеяли это дело. Для чего же тогда мы старались?

- Вот именно: для чего?- вздохнул визирь.- Изменить календарь - это мы можем. Но ни секунды, ни минуты, ни века, ни тысячелетия ничего не меняют в человеческой природе.

И вправду!

Омар видел мир земледельцев, которые с детства знают: не посеешь - с голоду умрешь и в поте лица, по слову писания, добывают хлеб. Для себя и для других.

Видел он и мир мастеров, создающих все необходимое: топор, мотыгу, молот, нож, посуду, ткани, украшения.

И видел мир ученых, врачей, художников, зодчих, поэтов, учителей, певцов, канатных плясунов - их умение тоже служит человеку.

Но где-то возле них и средь них, вокруг и над ними копошится мир иной, плохо известный Омару: мир бездельников, дельцов-ловкачей, умелых льстецов, неумелых работников, скользких выскочек, проныр-краснобаев, убогих писак и всякого рода толкователей всякого рода явлений, которые, не производя на свет ничего, кроме хворых и глупых детей, все же - живут и живут, по слухам, припеваючи.

За счет чего? И зачем? Бог весть. Они все казались ему проходимцами и мошенниками. Таким не нужен точный календарь. С любым календарем им хорошо.

Ну, что ж. Где растет гордый рис, в той же почве, в той же воде благоденствует и поганый ручейник. И это неотвратимо. Нет никакой возможности удалить сорный злак. Лишь тогда, когда нужно приготовить плов, хозяйка, терпеливо перебирая зерно, отделяет мелкие глянцевито-зеленые семена ручейника и выбрасывает их вон.

Зря горюет визирь! Хозяйка-жизнь когда-нибудь сумеет отделить подлинно низких от истинно благородных и выкинуть их на свалку. Может быть, сумеет. Ручейник живуч, он-то, пожалуй, считает себя злаком более ценным, чем рис...

Омар - осторожно:

- Что-нибудь случилось?

- Эта чужачка Туркан-Хатун... служанки у нее только из заречных племен: ягма, халлух, аргу, чигили. Она ненавидит нас! Смеется над нами, над нашим древним языком, нашей пищей. Даже над огузским говором своего супругатюрка. И разве ты не заметил, сколько молодых здоровых заречных тюрков объявилось в нашей дворцовой страже? И гости к ней зачастили из Бухары. Царица ведет дурную игру. Султан же ей во всем потакает. Любит, видишь, ее. Это тебя не тревожит?

Омар прилежно оберегал свой звездный мир от дворцовых дрязг.

- Если верить астрологическим бредням,- сказал он с усмешкой,- звезды еще как-то влияют на судьбы людей. Но сами-то звезды,- это уж всем известно,- для людей недостижимы.

- Зато для этих людей,- свирепо оскалился визирь,- легко достижимы те, кто занимается звездами! Разумеешь, ты, несчастный математик, физик-метафизик? Над нами сгущаются черные тучи. Как бы не грянул гром и не развалил твой Звездный храм.

- Да-а.- Омар потемнел, увидев Абу-Хамида Газали, который медленно, украдкой поднимался к ним по четким ступеням секстанта.- Я из дому выйти боюсь! Этот собачий хвост Газали... нельзя ли отослать его куда-нибудь подалше?

- Дай срок, отошлю. В Багдад, в новое медресе. Он тоже нужен государству.

- Эх! Оно бы вполне обошлось без таких...

***

Омару уже 31.

Он схоронил отца, перевез мать и сестру в Исфахан. Мастерскую они продали. Дом в Нишапуре, по настоянию предусмотрительной родительницы, остался за ними. От греков-строителей Омар научился их грамоте - кафаревуса и благозвучному их языку.

Славный поэт Цюй Юань из южнокитайского царства Чу, яро боровшийся против бесконечных междоусобных войн, был изгнан правителем и с камнем в объятиях бросился в реку 1357 лет тому назад.

154 года назад умер Абу-Бекр Закария Рази, один из самых- блестящих умов Востока, который, за его учение о вечности мира, был так безжалостно избит богословами, что утратил зрение.

Саади родится через 105 лет, Коперник - через 394 года. Джордано Бруно сожгут на костре через 521 год.

***

Абу-Наср ан-Насави, когда-то случайно оказавшийся в числе учеников Абу-Али ибн Сины и даже прослывший одним из его последователей, весьма тяготился этой сомнительной честью. Она вовсе ни к чему преуспевающему судье округа Фарс. Решив совершить в свое оправдание богоугодный подвиг, он, обуреваемый верноподданническими чувствами, надумал избрать орудием для сего высокоблагородного дела известного еретика Омара Хайяма.