Ильясов Явдат - ЗАКЛИНАТЕЛЬ ЗМЕЙ

- Пусть научится! Иначе... ему будет худо. Не в том беда, что умен. Умен? Хорошо. Пусть будет умен. Но в пределах нашей веры. И не больше. Пусть обращает свой ум не во вред нам, а в пользу.

- Ум, государь, не терпит ограничений. Потому он и ум, что не знает пределов. И разве главное достоинство поэта - не талант и разум, а покорность? Вот баран - он покорен, но поэтом никогда не станет.

- Он безбожник!

- Тоже нет. Но понимает бога по-своему.

- Мне передали несколько его четверостиший. В них слишком много вопросов: "Почему, и к чему, и зачем?" Вопрошает людей, вопрошает царей и даже - небо! По какому праву?

- По праву... одаренного человека.

- Что, у одаренных есть такое право - бога вопрошать?

- Есть. Разве они одарены не самим же всевышним? Бог создает одаренных для того, чтобы ему было с кем беседовать на земле.

- Хм. Верно! - Султан покраснел.

- Омар - человек с трезвым, холодным, как лед, умом, но кипящей пьяной кровью. И все его недостатки, столь неудобные для нас, есть обостренное до крайности продолжение его же достоинств. Разумеешь? У людей одаренных это часто бывает, но никто не хочет - или не может - их понять.

- Все же... скажи ему, чтобы он... поменьше, полегче... не все способны увидеть то, что видим... мы с тобою вдвоем. Кстати, у них, в Нишапуре, объявился еще один одаренный. Твой земляк. Из Туса.

- Тус - город счастливый,- улыбнулся визирь.- Ему везет на одаренных.

- Его зовут... А-а... Абу-Хамид Мохамед Газали. Кажется, так. Точно не помню. Еще ничем не проявил себя сей одаренный. Шейх уль-ислам в письме советует выслушать юношу - и пристроить к делу, если мы найдем это возможным.

- Хорошо. Пусть явится ко мне. Совет шейх уль-ислама для нас уже закон. А слухи дурные... их распускали даже о пророке! Царю не пристало внимать пустым разговорам.

- Абдаллах Бурхани...

- Знаю. Вот еще одно светило в небесах персидского стихосложения... Слов в стихах Бурхани куда как много! Но это - досужее нагромождение слов. Ни ума, ни души в них нет. Много слов, мало смыслу. Говорю, пустозвон. Кстати, где он, почему я его не вижу!

- Хворает.

- Пусть обратится к Омару. Может, Омар угодит ему, вылечив от всех болезней. Что касается слухов... царю надлежит карать злопыхателей, разносящих сплетни о его достойных слугах. Он должен быть рад, что у него в стране много умных, одаренных людей.

- Я и рад, благодетель! Выздоравливай скорее. Я без тебя как без рук - и без левой, и без правой...

***

- Поговори с этим Газали,- приказал визирь звездочету.- Посмотри, к чему его лучше происпособить. Может, он пригодится тебе в Звездном храме?

Сердце дрогнуло у Омара, когда он увидел Газали. Он увидел - себя! Таким, каким он был в семнадцать. Вернее, почти таким. Тоже сух, лобаст, узколиц. Но Омар в семнадцать был полнокровен, был выше, крепче, шире в плечах. Щеки его отливали здоровым румянцем. А этот - худой, болезненно-бледный, хилый.

Лишь некое подобие Хайяма, вдвое меньше и бесцветнее. Но в черных глазах,- черных, а не зеленых, как у Омара,- та же опасная бездна холодного ума.

- Ну, рассказывай, кто ты есть, что ты есть. Газали, будто прижатый к стене, сверкнул глазами исподлобья:

- Я хочу познать природу вещей! "Ишь, какой прыткий".

- Весьма похвальное желание. А зачем?

- Чтобы выявить истину, отличить ее от заблуждений и опровергнуть эти заблуждения.

- С какой целью?

Газали взглянул на него с удивлением:

- Как с какой? С единственной целью, достойной правоверного: обратить ложь в прах и утвердить во всей славе имя господне! Разве ты не с той же целью изучаешь звезды?

"А-а. Вот оно что. Теперь я вижу, кто ты такой".

В глубоких глазах Абу-Хамида, сквозь пропасть ясного разума, всплыло, как у сумасшедшего, нечто темное и грозное.

"Это изувер",- похолодел Омар.

- И что тебе нужно для этого здесь, в Исфахане? - спросил звездочет осторожно.

- Я хочу постичь науку о звездах,- ответил Абу-Хамид уверенно. И - доверительно, как единомышленнику:- Ведь, чтобы лучше судить о пороках той или иной науки, нужно знать ее, не правда ли? Так знать, что можешь спорить с известными знатоками. И, превзойдя их в знаниях, доказать, что их знания - ложь.

"Э, братец! Да ты негодяй! Лазутчик мракобесия в стане наук. Тоже, на свой лад, хашишин".

- Ты говоришь о пороках наук, об их лживости,- терпеливо заметил Омар.- Разве в них одни пороки и нет никаких достоинств?

- Всякая наука уже сама по себе порок.

- Это почему же?

- На ней клеймо безбожия. Ибо она - от разума. А бог - это дух.