Надо бы обновить утварь.
Проводив Халиля на восходе солнца и повозившись в цветнике, Омар, спустя два часа, отправился к Сабиту, лучшему из гончаров Нишапура.
По дороге, в одном из тихих переулков, прилегающих к Большому базару, его окликнул плачущий женский голос:
- Омар!
Обернулся - к нему бежит кто-то маленький в большой чадре. Раскрыла чадру: Сорейя!
- Здравствуй, Омар.- Она переминалась с ноги на ногу, и радуясь встрече, и смущаясь.- Как живешь?
- Хорошо живу,- проворчал Омар неприветливо.
- Вижу,- улыбнулась она игриво-беспомощной, жалкой улыбкой.- Как одет! Помолодел, похорошел. И в глазах - весна. Я хочу!- Она всхлипнула.- Хочу к тебе...
- Что,- нахмурился Омар,- опять что-нибудь задумали со старухой Айше?
- Нет! Не будь так жесток. Я соскучилась.
- А! Что ж, можем... Сколько за вечер берешь? Денег теперь у меня - лень считать.
Он будто плетью перетянул ее наискось по спине - так она вся передернулась, перегнулась.
- Я... так, без денег,- прошептала Сорейя, опустив свои дивные зеленые глаза, мокрые от слез.
- Ну? Чудеса. Ладно, зайду как-нибудь.
Он повернулся, мрачный, пошел.
- Погоди! - крикнула она тем же плачущим голосом.
Оглянулся: стоит посреди переулка с открытым лицом и умоляющими глазами.-Пожалеешь ты когда-нибудь обо мне...
- Уже жалею, дура! - рявкнул Омар. И кинул ей кошель со ста динарами. Кошель, тяжко звякнув, упал ей под ноги.- Поезжай-ка ты лучше домой, в родное селение. Кто что знает? Выйдешь замуж за честного земледельца, схоронившего жену. Станешь матерью.
- Хорошо.- Сорейя, разрыдавшись, подняла кошель.- Уеду. Найду на базаре односельчан. И сегодня же уеду. Прощай...
Весеннего звона в ушах Омара поубавилось. И желание покупать чашки-плошки пропало. И пришел он к Сабиту угрюмый.
- А, поэт! - кивнул ему гончар, не отрываясь от работы.- Прости,- он указал бородою на круг, где ком глины уже принимал какую-то форму.- Самый разгар. Не могу оставить. Знаешь.
- Знаю,- вздохнул Омар.
Еще бы не знать.
- Эй, Мефтах! - крикнул мастер сыну, который поодаль сидел под навесом у другого станка.- Вымой руки, дай гостю вина.
Сабиту - столько же, сколько Омару, а какой у него уже взрослый сын. У Омара тоже мог быть сын. Но разве у него нет его? Теперь есть. И еще какой - всем на диво.
Прихлебывая горьковатое светлое вино, Омар осматривал ряды готовых кувшинов, горшков, чаш и широких блюд, выставленных сушиться на горячем солнце, посреди широкого двора. В стороне, рядом с ямой для глины, курился дымок над обжигальной печью.
Мне чаща чистого вина всегда желанна,
И стоны нежных флейт я б слушал неустанно.
Когда гончар мой прах преобразит в кувшин,
Пускай наполненным он будет постоянно. Омар возвратился глазами к Сабиту, к его ноге, упруго и равномерно нажимающей на рычаг рабочего приспособления, к его рукам, бережно и нежно оглаживающим блестящую глину и похожим на руки женщины, что купает ребенка.
- Осушил? - Сабит показал глазами на пустую чашу в руках Омара.- Щелкни по ней ногтем и поднеси к уху.
Щелкнул Омар, поднес. Из маленькой чаши, из ее тонких стенок, как из раковины - шум и плеск океана, долетел до него чей-то далекий-далекий, чистый певучий зов: то ли звон Занге-Сахро, то ли печальный голос Экдес, то ли недавний плачущий крик Сорейи. То ли стон другой, давно умершей женщины, чьи кости, рассыпавшись в прах, смешались с песком и глиной и попали в эту чашу.
Он грустно улыбнулся Сабиту, и тот ответил ему такой же невеселой, понимающей улыбкой.
Это чудо труда! Разве это - не поэзия? И чем гончар Сабит не поэт? И глина - не просто прах, который замесили на мутной воде. В ней тайна. В ней мудрость тысячелетий.
Клал глину влажную на круглый свой станок.
Лепил он горлышки и ручки для кувшинов
Из царских черепов и из пастушьих ног...
- Теперь пусть сохнет,- закончил работу Сабит. Он вымыл руки в ручье, подсел, вытирая их грязным передником, к Омару.
- Хочу посмотреть, отобрать у тебя кое-что,- сообщил Омар неохотно.
- Смотри, выбирай.- Сабит показал рукой.- Вон, под тем навесом, по ту сторону двора, готовый товар. Омар отложил десять-пятнадцать вещей.
- Пришлешь их к вечеру ко мне.
- Хорошо,- кивнул Сабит. И вдруг: - Ну, как... твой ученик?
- Ты-то откуда знаешь о нем? - удивился Омар.
- Мы тут, в своих грязных ямах, все знаем.- Гончар долго молчал, то ли что-то желая скрыть, то ли - открыть, но не смея или не умея.
- Ну? - поощрил горшечника Омар, обеспокоенный его странным поведением.
Читать дальше