«Неужели он все же считает, что мы спасемся?!» — удивленно подумал Баграмов.
Несколько трассирующих пуль пронизали поляну со стороны немцев. Емельян вслепую послал ответ из своего ППШ, другие бойцы тоже дали короткие очереди. Трассирующие огоньки еще раз прошили ночь. Миномет от края болотца послал фашистам несколько мин.
— Отходим! — шепнул Яша.
— Тарас! Оливець! — позвал он негромко. В тот же миг разом со всех сторон взлетели ракеты и осветили поляну.
— Гранаты! — скомандовал Климов.
Баграмов бросил гранату, но понял, что вместе с брошенной им ударило всего три гранатных взрыва, покрытых с разных сторон трескотней фашистских автоматов. У болотца тоже рвались гранаты, шла схватка немцев с разведчиками... Теперь оставалось только скорее ползти в можжевёл, а в чаще его вскочить и бежать влево. Фашисты не сунутся ночью в болото. Они поползли. И вдруг позади Баграмова послышался стон. Емельян задержался.
— Климов! Яша! Ты ранен? Куда?
В темноте Емельян ощупывал неподвижное тело товарища. Кровь текла по лицу Яши. Емельян дернул нитку перевязочного пакета, но в то же мгновение сам едва сдержал крик: как стальным прутом хлестнуло его по ноге повыше колена...
— Хенде хох! — кому-то скомандовал немец вблизи, за кустом.
Емельян взвалил на себя Климова и, задыхаясь, змеей пополз в можжевёл и в чащу, под ветви молоденьких елок.
— Хенде хох! Ауф! — крикнул второй немец с другой стороны.
Больше уж никто не стрелял.
Емельян лежал, тяжело дыша, в какой-нибудь сотне шагов от места, где они бились. Накрывшись вместе с Яшей плащ-палаткой, он чиркнул спичкой и увидал, что политрук ранен в правый глаз. Выходного отверстия он не нашел. Емельян наложил повязку, и Яша слегка застонал.
Вокруг все утихло. Могло быть, что гитлеровцы ушли, а могло оказаться и так, что они оставили тут засаду. Перевязывая Климова, Баграмов утратил ориентиры и теперь должен был ждать рассвета, чтобы не нарваться на немцев. Пристроив под голову раненого вещевой мешок, он прилег рядом с ним и забылся дремотой, сжимая в руке автомат...
Шорох ветвей и треск сучьев разбудил Емельяна. Брезжило утро.
— Hande hoch! — рявкнуло над Баграмовым.
Он торопливо перехватил автомат, но удар по темени ошарашил его.
Из рук Баграмова рванули оружие, и пальцы его, сжимавшие ППШ, ослабли...
«Я отдал своей рукой автомат?!!» — ужаснулся Баграмов. Он вскочил на колени, шаря гранату.
Его ударили в грудь сапогом. Руки солдат ощупывали его карманы, искали за пазухой.
— Verfluchtes Schwein, auf! Auf!1 — кричал немец, тыча его носком сапога под бок.
Окруженный тремя солдатами, Емельян с трудом поднялся, опершись ладонями оземь. Боль в ноге, от бедра до ступни, вырвала стон. Немец ударил его прикладом собственного его автомата между лопаток, отчего он едва устоял на ногах.
Емельян ждал выстрела в голову, ждал конца, но конец не пришел...
— Hande hoch! Auf! Auf!2 — кричал теперь немец Яше, тыча его сапогом в грудь и в бок.
— Он ранен — фервундет! — вступился Баграмов.
— Dein Komissar ist gefalien, kaputt!3 — крикнул немец и в упор выстрелил в голову неподвижного Яши. — Los! Los!4 — пронзительно заорал он на Емельяна, ударив его по плечу стволом автомата.
«Чего не стреляет сразу? Куда он меня? Зачем?» — подумал Баграмов, не двигаясь с места.
— Los! — гаркнул немец, толкнув его в спину.
Баграмов заковылял вперед. Несколько раз он цеплялся раненой ногой за корни деревьев, спотыкался и каждый раз получал за это удар.
— Schneller, schneller!5 — кричал при этом солдат.
------------------------------------------------------------------
1 Проклятая свинья, встать!
2 Руки вверх, встать!
3 Твой комиссар убит, кончено!
4 Пошел!
5 Живей!
«Не пойду, пусть тут расстреляет!» — думал Баграмов, но продолжал, однако, идти, и путь казался ему бесконечным, хотя он прошел все те же сто метров, которые ночью прополз, таща на себе Климова.
Перед ним лежала та же вспаханная поляна. Но теперь немцы согнали сюда около трех сотен пленных, должно быть захваченных за день в этом же лесу. Пленные тесной массой сидели тут на земле. Поляна была покрыта выпотрошенными противогазами; их серые кишки, как издохшие змеи, перепутанные в кольцах, отвратительно извивались, переплетаясь с сотнями солдатских ремней, брошенных в ту же кучу. Как непотребная посуда, опрокинутые донцами на землю, валялись десятки стальных касок. По сторонам поляны наглые, презрительные, с ручными пулеметами стояли голубоглазые, белобрысые пастухи этого скорбного стада.
Читать дальше