Коллектив Авторов - «СНЕЖНАЯ КОРОЛЕВА И ЕЕ ВЛАДЕНИЯ»

Спустя три дня после падения звезды, у вдовы Клайссона-охотника, которого прошлой зимой задрали в лесу волки, пропала младшая дочь, Исгельд. 6-летняя непоседливая девчушка, тайная гордость матери, самая младшая из девятерых детей, рано поутру вышла во двор и бесследно исчезла. Следы меховых мокасин девочки обрывались прямо за старым дровяным сараем, куда Исгельд отправилась за парой поленцев для печи.

В деревне это событие отозвалось не то, чтобы вяло, но и особого ажиотажа не вызвало. Мороз принес с собой твердую уверенность в том, что помощи ждать неоткуда, и маленькая деревушка медленно, но верно погружалась в прозрачно-синий, как зимние сумерки, летаргический сон. Безуспешно толкнувшись в несколько дверей, вдова с тяжелым вздохом констатировала: не видать ей больше дочурки, то ли дикие звери, поутихшие, правда, в период страшных холодов, так близко подошли к домам, то ли сама Исгельд в недобрый час решила покинуть родной двор.

Уже стемнело, и редкие огоньки рассыпались по темному пятну деревни, когда убитая горем вдова вернулась домой. Размотав шерстяную шаль, накинутую поверх овечьего тулупа и протянув к мелко потрескивающему очагу задубевшие на морозе красные, потрескавшиеся руки, она тихо произнесла хриплым от горя голосом:

- Пропала наша Исгельд. Не видать вам сестренки.

Ответом ей была тишина: семь сестер и братьев маленькой Исгельд спали, закутавшись в несколько шкур и одеял: а что еще оставалось делать в такую стужу. Лишь один из старших сыновей вдовы, широкоплечий Гуннар, которому недавно минуло 18 лет, мрачно сидел на корточках у очага, уставившись в огонь. При звуках материнского голоса он встрепенулся, словно пробуждаясь ото сна, и недоуменно посмотрел на вдову:

- Как же так? Мы так и оставим Исгельд на потребу морозу? Так и отступимся?

Вдова смахнула с лица давно растаявшие снежинки и глухо произнесла, не глядя на сына:

- Никто из деревни организовывать отряд на поиски не собирается: сами погибнуть боятся и смысла уже не видят. Им-то плевать на нашу маленькую Исгельд, все только о себе заботятся, а что до других…

- Я пойду, -резко прервал бессмысленные рассуждения матери Гуннар. Он уже вскочил на ноги и теперь лихорадочно искал свои меховые сапоги, попутно разыскивая лук со стрелами, со злостью переворачивая лавки и зарываясь в сваленные на них вещи, - где же это…а, чтоб тебя…прямо сейчас и отправлюсь, если эти деревенские увальни не в состоянии поднять свои задницы и выползти из своих нор!

- Куда ты пойдешь? -не сразу поняла вдова, - один? На поиски? В такой мороз? Да ты в своем ли уме? Взрослые…

- Я уже взрослый! -запальчиво перебил ее Гуннар.

- Не дерзи матери! Обряда посвящения в этом году еще не было, так что взрослым ты пока считаться не можешь. Послушай, мой мальчик, -уже мягче заговорила вдова, делая попытку обнять сына, - молодости свойственная горячность, а я не хочу потерять еще одного ребенка на этом лютом морозе…

Гуннар посмотрел на нее широко раскрытыми глазами и вывернулся из ее рук.

- Исгельд пропала, -едва слышно прошептал он, - а я не хочу терять сестру из-за людской глупости и нерешительности! И мне странно слышать такие слова именно от тебя, она же твоя дочь! Я отыщу ее, и уже к утру мы будем все вместе сидеть вокруг очага и жевать вяленое мясо оленя, а Гуннхельд будет рассказывать нам страшные истории так, как умеет только она…ты плачешь?

Последние слова он произнес сорвавшимся на волнении голосом, впервые заметив слезы, текущие по лицу матери. Она молча отмахнулась и поспешно отвернулась от сына.

- Иди, -сдавленно произнесла она, - раз уж решил - иди. Не терзай больше меня, а я не буду тебя удерживать.

И, не глядя больше на Гуннара, вдова порывисто ушла в дальний угол - к огромному чугунному чану, и тихо принялась перебирать сушеные овощи. Послушав пару минут приглушенный шелест и всхлипы, юноша молча наклонился, накинул на плечи меховой плащ, замотался шарфом, собственноручно связанным в незапамятные времена старшей сестрой - Боригильдой, и с тяжелым сердцем шагнул прочь - в темноту, наполненную далеким воем волков и зловещим потрескиванием мороза.

Огни деревни остались далеко позади, а Гуннар упрямо шел вперед, стиснув зубы и кулаки под огромными - отцовскими - рукавицами. Редкие снежинки срывались вниз с вековых сосен, больно царапая мигом покрасневшую на холоде кожу и впиваясь в глаза. Снег под ногами оглушительно трещал, и чудилось, что треск этот разносится на много километров вокруг, будя волков и медведей, жадных лис, уснувших в своих берлогах. Порой Гуннару мерещились неясные тени, мелькающие между черными стволами деревьев, иногда казалось, что в спину вот-вот вопьются страшные когти, разрывающие меховой плащ и пытающиеся в жадном исступлении дорваться до человеческой плоти. Но юноша лишь сердито тряс волосами, чьи заиндевевшие кончики любопытно выглядывали из-под теплой шапки, и продолжал свой путь вперед. Иногда он останавливался, складывал ладони воронкой у рта и истошно кричал в пустоту: «Исгельд! Исгельд!» в тщетной попытке докричаться до сестренки, но будил лишь сов, насмешливым уханьем отзывающихся ему откуда-то издалека.