Предложенная Сталиным модель отличалась несколькими принципиальными качествами. Она, во-первых, позволяла создать нечто типологически несравнимое с капитализмом. Попробуйте сравнить сталинскую модель социализма с капитализмом. У вас ничего не получится, потому что тут есть два разных типологических качества. Я могу сравнить нэп и капитализм, как теленка и корову. Они сравнимы: теленок меньше коровы. А вот сравнить, предположим, змею и корову невозможно: кто из них больше, кто меньше? Это разные виды. Так была решена очень важная типологическая задача.
Во-вторых, только способом сверхнакопления можно перебросить общество из одной формации в другую. Для этого нужен в гигантском количестве, как основное условие, накопленный капитал, который бы позволил импортировать новое технологическое оборудование и установить его на заводах и фабриках. А дальше нужна культурная революция, которая подготовит соответствующую рабочую силу. И тогда "ножницы" в развитии сократятся. Значит, в основе всего лежит экспортный продукт, который можно за валюту продать на Западе, а на эту валюту купить оборудование.
Вот эта задача накопления, централизации ресурсов решалась несколькими способами. Во-первых, если у меня есть крупные цели, я готов во имя них чем-то жертвовать. Я готов сегодня недополучить ради будущего. Назовите это нормой жертвенности или нормой сверхэксплуатации. Это возможность работать интенсивно за сверхмалую оплату труда, которая рождается только там, где есть смысловая функция. Основная ошибка групп Бухарина, Троцкого, Каменева, Рыкова заключалась в том, что они отдали смысловую функцию в руки Сталина. В России – тот, кто ее контролирует, тот и побеждает. Сталин понял, насколько это важно именно в этой стране, для этого национального характера. Погибшие в гражданской войне миллионы – это новый образ России, новая вера, новое Евангелие от Революции. И политика, и экономика, и социальная психология, теология требовали в тех исторических условиях линии на построение социализма, линии на рынок в новое качество. Только здесь была объяснима жертвенность, а значит, и сверхприбыль, сверхнакопление, первоначальное накопление – словом, ресурс для рывка.
Второй источник сверхнакопления – это сверхэксплуатация крестьянства, вывоз хлебных излишков – единственного экспортного продукта, позволявшего приобрести необходимые нам машины. Далее – построение стен, коробок, в которых можно было бы поставить привезенные машины и механизмы, потом – миграция рабочей силы, безусловно важнейший компонент для рынка. Люди, озабоченные инстинктом самосохранения, побежали в города, потому что поняли, что деревне конец. Это были лучшие рабочие силы, наиболее генетически здоровые люди. Они практически даром поставили стены заводских корпусов, а потом, когда в эти стены ввезли западные станки, обучились, встали у этих станков, и система заработала.
Страшно. Да, но не страшным методом и нельзя было прыгать в такие сроки. За 10 лет прыгнуть из одной фазы в другую можно только страшной ценой…
Мы прыгнули, заплатив эту цену… И получив все те болезни, которые не могли не быть побочными продуктами такого стресса. Мы этой ценой заплатили за промедление, за нэп.
Сейчас мы переживаем в некотором смысле сходный момент. Развитые страны вошли в постиндустриальную эру. Мы же остались в индустриальной. И, сколько мы ни говорим о нехватке тряпок, пищевых продуктов, все дело именно в разрыве. Мы в разных эпохах. Мы пытаемся сравнить, что лучше – капитализм или социализм, но корректнее было бы сравнивать, условно говоря, что лучше – постиндустриальный капитализм или индустриальный социализм. А кстати, что такое индустриальный капитализм? Представьте, что гуверовская модель продолжала бы линейно развиваться дальше. У них это было бы чревато либо фашизмом, либо индустриальной роботизацией. Но у них произошло то, что на языке биологии можно было бы назвать программируемой мутацией.
Могли ли мы мутировать? Да, это могло бы произойти в начале 60-х годов. Об этом говорит прогресс программы образования, об этом говорит интерес во всем мире к новым идеям, которые рождались в нашей стране. На той духовной почве, на том духовном перегное, которые были созданы вопреки сталинским патологиям, могла быть создана определенная инновационная база. У нас была достаточно высокая культура, научная мысль. Если бы мы поняли в те годы, что главное – это интеллектуальный продукт, если бы удержали нащупанный нами интуитивно плацдарм и в оборонной промышленности, и в академиях, и в школьном образовании, и в других областях деятельности, культивируя человеческий фактор, то мы в конечном итоге пришли бы к тому, к чему должна прийти социалистическая формация. А именно в переходную фазу к коммунизму, к обществу, где максимально широко были бы выявлены творческие возможности личности, где были бы созданы наилучшие предпосылки для производства интеллектуального продукта.
Читать дальше