возьмут, с иностранцами торговать или шпионом работать, вот только шприц из вены
вытащит - и поедет в Швейцарию с песнями! Ну не могут они без этого, без базара своего
дешевого. А я как-то живу... ни разу не базарил о будущем, не думал - и ничего.
Вру. Один раз мы с дружком строили планы. Тогда мы еще не кололись. Отец взял нас на
сезон к себе, и мы кучу денег заработали. Тогда начали думать, строить планы, как бы нам на
двоих машину купить. Клево, нам по семнадцать лет, а у нас уже своя тачка, чем не мажоры.
Но не успели. Я тогда вдруг пошел на хату, где варят, укололся, потом дружка привел - и всю
нашу машину мы быстренько проширяли. Вот. А больше планов не было. И мне как-то все
равно: есть, нет, что будет...
Я, как выйду отсюда, не столько вмазаться хочу, сколько побыть со своими, пообщаться, поговорить. Побыть вместе с ними, в одной компании. Конечно, у меня есть старые друзья в
том районе, где я вырос, где мать с отцом живут. Только мне с ними как-то... Им что: пивка
попить, поболтать между собой, а мне это неинтересно. Это от наркотика, винт - он дает
взрослость. Вроде бы я и не заметил, как этот год пролетел. Во сне. И теперь, после сна этого, мне с прежними товарищами почему-то совсем неинтересно. Я себя таким старым чувствую, как будто мне лет двадцать пять уже...
Чума
Всего мы ожидали от этой жизни, но только не девятого вала детской беспризорности. Слово-
то забытое - «беспризорники»… Посмотрите внимательно на улицы, на вокзалы, автостанции, полутемные скверы: кто эти мальчишки и девчонки с быстрыми глазами и
чересчур свободными манерами. Да, дети. Еще - дети. Но уже дети - опасные. Растленные, с
малых лет готовые на все. Ибо чего еще можно ожидать от мальчишки, который с десяти лет
живет один на вокзалах в обществе бичей, бомжей, проституток и воров. Чего ожидать от
десятилетней девочки, подобранной на Подольском вокзале, девочки, которая уже ворует и
имеет половые связи...
У нас уголовная ответственность за нетяжкие преступления наступает с шестнадцати лет, а за
тяжкие - с четырнадцати. Значит, до шестнадцати лет можно воровать, особо не боясь...
Как бы ни хотелось сторонникам жестоких мер, но этот порог снижать нельзя, ибо тогда мы
повторим карательную практику двадцатых-тридцатых годов, когда у нас была введена
уголовная ответственность детей с двенадцати лет. Но нельзя закрывать глаза и на то, что
именно порогом уголовной ответственности детей пользуются взрослые преступники. Они
подбивают подростков на мыслимый и немыслимый «беспредел», говоря, что «им все равно
ничего не будет». И ведь верно. Не будет. Если, конечно, не считать «малолетки», то бишь
колонии для малолетних преступников в частности и сломанной жизни вообще...
Но ведь подростки чаще всего не думают. Даже не знают, не представляют, на что их
подбивают. И идут на все. Анаша, проституция, воровство и даже грабежи - это, простите
меня, еще «семечки». А теперь представьте себе наемного убийцу в возрасте тринадцати лет и
шести месяцев. Убийцу, который может сделать все, вплоть до сожжения жертвы заживо, - и
ему «ничего не будет», поскольку даже за тяжкие преступления уголовная ответственность
наступает только с четырнадцати лет. И представьте себе, кем он вырастет...
А у девчонок дорога одна - в проститутки.
Алине Сабитовой из Елабуги - шестнадцать лет. Кате Дерябиной из Казани - четырнадцать.
Оксане Федоренко из Иркутска - пятнадцать. Но их судьбы, их рассказы о себе страшно
одинаковые, словно под копирку. Прежде всего, конечно, неблагополучная семья. Мачеха или
отчим. Издевательства. Пьянство безобразное или «в меру». Случайные ранние половые
связи или изнасилование, оставшееся тайным, а потому и безнаказанным. Или и то, и другое
- вместе. Тусовки в своем городе, среди местных «крутых» и коммерсантов, но чаще всего -
просто среди местной шпаны. В своем городе «развернуться» малолеткам все-таки трудно: все
знают, родители, школа, милиция... И тогда, сговорившись, вдвоем-втроем девчонки сбегают
из дома, едут вроде бы мир посмотреть, себя показать. И конечно, в большие города -
Москву, Петербург... А там все просто. Там их моментально вербуют.
Делается это так. К девчонкам, в растерянности толкущимся на вокзале, подходит их
сверстница, а чаще всего девушка постарше. Она их, беспризорниц, определяет сразу по
неряшливости, неухоженному виду, поведению: смеси провинциальной робости и наглости
Читать дальше