Леонид Зуров - КАДЕТ

- Да, - ответил вполголоса Митя.

- Рядом с Государем Императором на конях летали, - продолжал фельдфебель, подняв

палец, - дай Бог умереть за такую радость… господи, да мы теперь словно сетку на глаза навели. Я говорю их высокоблагородию полковнику Лебединскому: я старый, ваше высокоблагородие, у меня жена и парнишка, а не могу я глядеть, как такие ребята, чистые малыши, прости Бог, за Россию драться идут. Сделайте божескую милость, примите в часть. Жена плачет, а я ей говорю: дура баба… ты чего плачешь? Разве я на плохое дело иду? Разве ты одна теперь, дура баба, плачешь…

- Архип Семенович, так вы теперь всегда будете с нами? - спросил его Лагин.

- От полковника приказание получил, значит, так, - ответил он.

- Вот хорошо-то! - сказал Митя. - А вы нас песни петь научите?

- Дойдем до всего - и петь, и стрелять, и на конях ездить. Вот служба была. Конь у меня, - Лотос звали… Молодых солдат пригонят новгородцев, покуда обломают, обучат - воши заведутся. А командир у нас - красный темляк, золотой крест за польский мятеж имел. Был старик знаменитый, хорошо службу нес. Взглянет на солдата, обожжет вконец. Против солнца вся его грудь горит. Как пройдет - тряслись…

Как с началия идем, песни поем. Очень твердо помню, как циримуляром ходили, какие лошади были. Как веселились, как благодарили великого Государя и свое начальство… Бывало, марш играют. Конь трубой… Лошадь шевелится, она чувствует. И как было весело, и как усердно солдат себя вел. Солдат, как лялечка. Сапожок у него на ноге горит, - фельдфебель хлопнул себя по голенищу, - шпора - бряночка. Бывало, идем строем, тарелки лязгают, бунчуки так и ревут, запевала заведет, да как за ним привдарят… А то, бывало, вечером сидим около казармы… Иван, как сейчас помню, песню затянет, мурашки по телу пойдут. Фельдфебель тихо запел:

Аи ты, драгунчик, соскучился. Да драгунчик замучился… По своей родной кровиночке…

- Да, искренности той нет, - петь, сказал фельдфебель. - Не плакавши, слезы просятся. Ночью лежишь, и словно вошь не дает спать…

- А что же теперь будет? - спросил Митя.

- По кому теперь человек должен равняться? - громко спросил фельдфебель. - Вот за-

помни, что старик говорит. За Богом молитва, а за Царем служба не пропадет. Идти бодро, весело на врага, не сильной, не дюжей бьет, а смелый, упорный и храбрый. Держи коня сытого, шашку вострую, догонишь врага и побьешь… Так было по старине, а теперь этого нет, - сказал он и поник головой. - Самое первое плечо погибло, - добавил он грустно.

Митя сидел, обняв Лагина за пояс. Ему от слов солдата стало тяжело.

Фельдфебель вышел из сарая и, сев на камень, закурил трубку.

Отряд вызвали в тот же вечер. Рожок загудел, полковник отдал команду, и все двинулись. Позади отряда на телеге везли бочонок с водой, в которую полковник влил бутылку рома. Все желали выпить. В походе все настоящие солдаты пьют. Так, прикладываясь к крану, наигрывая «козочку» и распевая, добровольцы продвигались вперед.

В четырех верстах от Ярославля по Ростовской дороге у небольшого имения была объявлена ночевка. Это был деревянный, обшитый тесом

дом, на площадке перед которым росла елка. К ветке дерева был привязан ручной филин, и добровольцы, обступив его, долго наблюдали, как филин глядел на них круглыми глазами. Ночью заухали орудия, загромыхало вдали перекатами, и неприятельские снаряды начали рваться вблизи имения, брызгая вверх желтым пламенем.

Полковник вывел отряд в поле, и добровольцы увидели, как снаряд хватил в стену дома, как крышу имения прорвало пламя и взвилось костром, осветив поля и дымные взметы орудий. Ночевали в поле.

Наутро не было ни дома, ни филина, ни елки. Ископанное снарядами пожарище курило горькие дымы.

Несколько десятков немецких военнопленных, работавших в усадьбе, присоединились к отряду. Днем добровольцы беспечно продвигались по большой дороге, обсаженной деревьями. Отряд не знал, что в это время по ярославским дорогам подползали, отрезая все выходы, серые красноармейские колонны и пыльные эскадроны с тяжелым грохотом многочисленных арьергардных батарей.

Когда отряд дошел до холмистой равнины, полковник повернул добровольцев спиною к Ярославлю, рассыпал их в цепь и заставил рыть окопы. Издали, со стороны Ярославля, долетал росший с каждым часом орудийный грохот. Два бронепоезда били по городу не переставая. Перед рассветом повела наступление неприятельская цепь. Мите казалось, что люди катились серыми комочками, исчезали и вновь появлялись, чтобы вырасти больше.