Дава Собел - ДОЧЬ ГАЛИЛЕЯ

«В связи с тем, что Вы, Ваше сиятельство, сообщили мне, - писал он государственному секретарю Флоренции 15 мая, - а именно, что Его Высочество не намерен оплачивать расходы синьора Галилея, за исключением первого месяца его проживания здесь, могу ответить, что я не собираюсь обсуждать с ним этот вопрос, пока он остается моим гостем; я лучше приму груз на себя»[65].

Посол дал такое обещание, прекрасно осознавая, что его «гость» может остаться под домашним арестом на вилле в течение добрых шести месяцев - пока судебный процесс неспешно движется к финалу.

Тем временем Урбан вернулся в Рим из Кастель-Гандольфо и снова активно включился в дело Галилея. Он немедленно заметил, что судьи разделились на сторонников и противников Галилея: некоторые из них предприняли попытку прочитать «Диалоги» и сочли эту книгу весьма просвещающей; другие, гневно твердив о том, что ученый нанес им оскорбление, энергично защищая Коперника. Однако все они соглашались, что Галилей, по меньшей мере, не подчинился прямому указанию Инквизиции.

Даже если Урбан и сохранил остатки прежнего расположения к Галилею, то теперь даже папа не мог отрицав очевидного: обвиняемый защищал еретическое учение. Урбан не хотел рисковать, проявляя снисходительность к Галилею, поскольку ход Тридцатилетней войны и так уже возбудил сильные сомнения в его приверженности принципам борьбы за католическую веру. Не имело значения, насколько Урбан восхищался прежними достижениями Галилея; в любом случае, он не разделял его взглядов на конечную цель научных открытий. В то время как ученый верил, что Природа следует божественному порядку, который раскрывает свои тайны перед настойчивым исследователем, Урбан отказывался ограничивать всемогущество Бога логическим постоянством. Каждое явление Природы он считал отдельным творением Бога, который может опираться на самые фантастические основания, и каждое такое творение, по его мнению, неизбежно накладывало ограничения на человеческий разум и воображение - и это касалось даже столь одаренных и незаурядных людей, как Галилей.

Все то время, пока Галилей оставался в Риме, во Флоренции заново набирала силу чума. Сестра Мария Челесте регулярно слышала от синьора Рондинелли о новых витках эпидемии и все новых и новых случаях заболевания, о которых сообщали в городской магистрат. Таким образом, как ни желала дочь скорейшего возвращения отца в Иль-Джойелло, она все же советовала ему во имя сохранения здоровья наслаждаться гостеприимством римских друзей как можно дольше. Она даже предложила ему отпраздновать освобождение из палат Святой Инквизиции новым паломничеством в Каза-Санта в Лорето - это могло еще немного оттянуть приезд в пораженную заразой Тоскану.

Стены Сан-Маттео по-прежнему удерживали чуму на расстоянии. Внутри обители сестер преследовали иные болезни; были у них также и проблемы, не имеющие отношения к состоянию здоровья. Так, например, каждая монахиня должна была по очереди в течение года оплачивать продукты, поступающие в монастырь из внешнего мира. И теперь наступил черед сестры Арканжелы. Монахини ели крайне мало, так что стоимость годового пропитания для тридцати женщин едва достигала сотни скуди, однако для многих раздобыть даже эту сумму оказывалось чрезвычайно затруднительно. Чего только ни придумывали сестры, и, между прочим, в прежние времена некоторые инокини просили Марию Челесте обратиться за срочной финансовой помощью к Галилею. Теперь же его собственная дочь оказалась в трудном положении. Однако точно так же, как раньше сестра Арканжела перекладывала свои обязанности, связанные с физической работой, на чужие плечи, ссылаясь на постоянные приступы болезней и общую слабость, так и теперь она постаралась уклониться от финансового бремени.

В апреле сестра Мария Челесте вынуждена была писать отцу: «Мне приходится снова обращаться к Вам, взывая к Вашей доброте, но не для себя, а для сестры Арканжелы, которая, милостью Божьей, через три недели, то есть в конце этого месяца, должна наконец оставить должность поставщицы, при исполнении которой она потратила сто скуди и сделала долги; она обязана вернуть 25 скуди, передавая должность сию новой поставщице, но у нее нет таких денег. Поэтому я умоляю Вас, господин отец, дать разрешение помочь ей из Ваших денег, которые находятся у меня, дабы сей корабль смог благополучно вернуться в порт, хотя, по правде говоря, без Вашей помощи он не совершил бы и половины пути».