Когда Галилей получал эти утешительные слова, он все еще был очень слаб физически, в том числе страдая от обострения грыжи. Вкупе с этим постоянные переживания приводили его к нарушению ритма пульса и приступам сильного сердцебиения.
«Я испытываю невыразимую печаль и меланхолию, - признавался Галилей синьору Джери в конце апреля, - я совершенно потерял аппетит; я ненавижу себя и постоянно слышу, как моя любимая дочь зовет меня»[88].
Сын Галилея, Винченцо, выбрал этот трудный момент, чтобы совершить паломничество в Каза-Санта в Лорето, где за пределами Флоренции принял должность юридического секретаря, несмотря на возражения отца.
«Не думаю, что будет правильно для Винченцо сейчас покинуть меня и отправиться в путешествие, - жаловался переживший потерю отец синьору Джери, - потому что в любой момент со мной может что-нибудь случиться и потребуется его присутствие, ибо, помимо всего прочего, постоянная бессонница по-настоящему пугает меня»[89].
В июле, в письме к Элиа Диодати в Париж, Галилей связывал смерть сестры Марии Челесте с определенными ему наказаниями и ограничениями:
«Пять месяцев я оставался в Сиене, в доме архиепископа, после чего мне сменили тюрьму, назначив местом заключения мой собственный дом, маленькую виллу в миле от Флоренции, наложив строгие ограничения, не позволяющие мне общаться с друзьями и приглашать многих одновременно. Здесь я живу очень тихо, часто наношу визиты в соседний монастырь, где у меня были две дочери-монахини. Я их очень любил, в особенности старшую, которая была женщиной острого ума, исключительной доброты, и она была очень сильно ко мне привязана. Она много страдала от слабого здоровья во время моего отсутствия, но не обращала на себя внимания. Потом же заразилась дизентерией и умерла после шестидневной болезни, оставив меня в глубоком горе. По несчастному стечению обстоятельств, вернувшись домой из монастыря вместе с доктором, который только что сказал мне, что ее состояние безнадежно и что она не переживет следующий день, как оно впоследствии и случилось, я обнаружил у себя викария Инквизиции, который сообщил мне распоряжение Святой Инквизиции в Риме, запрещающее просить о помиловании под страхом заключения в темницу Святой Инквизиции. Из этого я заключаю, что мое теперешнее заключение будет закончено лишь тогда, когда сменится другим, уготованным всем нам, вместилищем тесным и вечным»[90].
Тогда же в мрачный дом Галилея приехала его овдовевшая невестка Анна Кьяра Галилей с тремя дочерьми и младшим сыном Микеланджело, лишь для того чтобы все пятеро погибли здесь во время короткой вспышки чумы в 1634 г. После этого Галилей в своем одиночестве пригласил к себе в дом другого сына Анны Кьяры, Альберто (обожаемого сестрой Марией Челесте «маленького Альбертино»), который теперь стал скрипачом и лютнистом в Германии. Они поддержали друг друга в тяжелый период, а впоследствии Альберто вернулся в Мюнхен и женился.
Теперь Галилею не оставалось ничего иного, как погрузиться в работу. В августе он начинает активную переписку со знакомыми математиками, а осенью возвращается к незаконченной рукописи «Двух новых наук».
XXXII «Пока я пытаюсь понять множество вещей»
Проблемы, которые обсуждали в новой книге Сальвиати, Сагредо и Симплицио, занимали Галилея с первых шагов его деятельности как философа.
С одной стороны, накопленная мудрость помогала ученому видеть некоторые древние концепции свежим взглядом, и это оттягивало завершение многолетней работы. «Трактат о движении, совершенно новый, в полном порядке, - писал он старому другу в Венецию, - но мой беспокойный ум не может удержаться от новых раздумий о том же, и на это уходит масса времени, потому что последние мысли, которые пришли мне в голову по поводу ряда новых идей, вынуждают меня отбросить многое из того, что уже было сделано»[91].
С другой стороны, бремя прожитых лет притупило остроту мысли. «Я нахожу теперь, как старость снижает живость и скорость мышления, - сокрушался Галилей в письме к Элиа Диодати, завершая работу над "Двумя новыми науками", - пока я пытаюсь понять множество вещей, которые я обнаружил и доказал, когда был моложе»1.
Но как и где мог он опубликовать результат всех этих усилий? Конечно, не в Риме и не во Флоренции. Незадолго до возвращения Галилея в Арчетри папа Урбан приготовил специальное предупреждение, запрещающее не только «Диалоги», но и переиздание ранних книг Галилея. Он надеялся, что благодаря этой мере имя Галилея будет постепенно забыто в Италии, где Святая Инквизиция имела огромное влияние.
Читать дальше