Русская Жизнь 14.03.08 Европа

Та же судьба выпала на долю громадного Миланского собора, стоящего на узкой площади. Во всю свою глубину он отделяется от окружающих его домов лишь узким проездом. Против его фасада стояла группа невзрачных домов, числом около пяти, заслонявших его и с этой стороны. Общего впечатления о нем ниоткуда нельзя было себе составить.

В Италии мечтали уже давно о том, чтобы освободить собор хоть с этой стороны, а особенно после того, как был выстроен великолепный пассаж Виктора Эммануила, ворота которого выходили с одной стороны на эту площадь. Удачный предлог к осуществлению этой мечты был найден в событии предстоявшего посещения императором Германским Вильгельмом Первым короля Италии.

Но времени оставалось очень мало, не более двух недель. Миланский муниципалитет проявил кипучую деятельность; он принялся за работу, не теряя ни минуты, поставил массу рабочих, которые работали, сменяясь и днем и ночью, при электрическом освещении.

В течение четырех дней все дома, подлежащие к сломке, были срыты; в следующие дни оканчивали вывоз мусора и мощение новой площади; установили для освещения газом красивые канделябры и фонари, подновили фасады домов, стоявших вокруг, и привели новосозданную площадь в полный порядок ко дню, назначенному для приезда германского императора. Приезд императора и свидание обоих венценосцев-союзников состоялись при восторженных овациях всего городского населения, высыпавшего от мала до велика на площадь, чтобы любоваться своим чудным собором, освобожденным, наконец, от построек, мешавших восхищаться его общим видом.

Восторг был действительно неподдельный и всеобщий. Из Милана мне предстояло ехать в Монтекатино, в окрестности Флоренции. Я отправился заранее на вокзал, чтобы спокойно позавтракать, так как оставался еще час до отъезда этого поезда. При входе в буфет я повстречался с одним господином, очень небрежно одетым, с измятою фуражкой на голове, спешившим к выходу на платформу. Он был навьючен разным багажом, между которым мне особенно бросились в глаза две большие спальные подушки. Я невольно подумал: на что ему эти подушки, пари держу, что это соотечественник. И, как будто отвечая на мою мысль, он проговорил, уходя: «Ну уж, порядки, ни одного носильщика не дозовешься, этакие, право, черти!» Кстати сказать, порядки на итальянских вокзалах были тогда престранные. Носильщикам было запрещено подходить к вагонам, и приходилось нести всякий мелкий багаж самому, что в большинстве случаев было совершенно невозможно. Публика постоянно протестовала и лишними подачками добивалась услуг некоторых из них. Как могли додуматься до такого абсурда, трудно понять, но тем не менее это - факт.

Я оглянул этого соотечественника, производившего своею персоною и неуместными подушками очень несимпатичное впечатление, и подумал: отчего между русскими путешественниками за границей приходится так часто встречаться со странными личностями, и что побуждает их покидать свои захолустья и ехать в дальние края, чтобы выставлять напоказ свои странности?

Я знал в Париже одну русскую графиню Б., которая нанимала рядом с занимаемым ею помещением особую квартиру, комнат в десять (и это в Париже!), для своих собак, которых было более дюжины, и для прислуги, ходившей за ними. Вот так покровительство животным.

Еще в Швейцарии знал я одну даму, у которой не было иных помыслов в жизни, как заботы об ее левретке. У этой собачки был целый гардероб; ее водили гулять не иначе, как справившись по термометру и одевши ее сообразно температуре. Обладательница этого сокровища заказала дорогую миниатюру с нее известному художнику, а в то же время она поместила своего единственного сына в замкнутый пансион.

Трудно разобраться в подобных чувствах; не даром говорит пословица: чужая душа - потемки.

Проводя однажды часть лета в Каденабии, на Комском озере, я познакомился с одною русскою дамой, жившей в той же гостинице, где находился и я. При этой даме состоял курьер, или верный сопровождающий лакей (за границей их называют «un courrier»), который, в сущности, никакой службы при ней не нес, жил себе барином на ее счет и удивлял даже других обитателей отеля своей непочтительностью к ней. Все это возбуждало разные толки и пересуды, весьма неблаговидные для этой дамы, которая переносила его обращение со странным терпением. Однажды курьер, под влиянием лишней бутылки вина, уж чересчур расходился в своем грубом обращении, и администрация приняла меры, чтобы удалить этого неудобного клиента, но, ко всеобщему удивлению, эта дама явилась его защитницей, заявив, что в противном случае она тоже будет вынуждена выехать из отеля. Она была очень выгодная клиентка, вследствие чего дело уладилось; но при этом выяснилась та странная зависимость, которая существовала между ними. По формальному письменному условию, составленному между ними, он обязался сопровождать ее всюду до ее смерти, чтобы не дать ее похоронить раньше того, как будет удостоверено местными властями, что она не подвержена летаргическому сну, а действительно скончалась. Взамен этого она обязалась содержать его до своей смерти и отказала ему в своем завещании крупную сумму денег. Она сделала это условие после того, как ее сестру, уснувшую летаргическим сном, чуть не похоронили живою. Вот что называется дорожить собою, а курьер, чтобы не терять золотое время, всячески обирал ее и при жизни…