Если бы Китай рухнул в конце 1941 или в первой половине 1942 года, миллионная группировка японских войск в этой стране высвободилась бы. У Токио появилась бы возможность, во-первых, значительно усилить свои войска на тихоокеанском ТВД (после чего Америке точно надолго стало бы не до Второго фронта), а также резко усилить группировку в Маньчжурии. И начать наступление на почти незащищенный советский Дальний Восток. Как раз в те дни, когда мы переживали харьковскую и керченскую катастрофы, когда появился на свет приказ № 227 («Ни шагу назад»), поскольку страна стояла на пороге уже не локальной, а общей и окончательной катастрофы.
Китай, однако, проигрывая все что можно, не проиграл окончательно. И всех вышеназванных ужасов не случилось. Хотя мы не открыли Второй фронт и вообще прекратили всякую помощь. Более того, мы, несмотря на многочисленные просьбы, не разрешили англосаксам возить в Синьцзян помощь Китаю через территорию Средней Азии.
Нет, разумеется, исход войны решался не на японо-китайском фронте, с этим не поспоришь. Даже в руководстве Китая многие понимали и принимали нашу логику. Но нельзя не заметить, что мы вели себя по отношению к Китаю несравненно хуже и циничнее, чем англичане и американцы - по отношению к нам. И помощь Китаю в 30-е годы этого факта не отменяет.
К счастью, мы всегда правы и нам все должны. И еще эти все постоянно нас обижают. А мы не должны никому ничего никогда. Такая уж у нас замечательная национальная специфика.
Неравный брак
Анна Андреева
Лукас Кранах старший. Влюбленный старик. Фрагмент. 1537
Дорогая Мария, сестра!
Довольно-таки бесцеремонные, я бы даже сказала - вульгарные вопросы задаешь ты мне. С другой стороны, я тебя понимаю, - 35 лет разницы кого не смутят, но единственное, что мне интересно в твоем экстравагантном будущем, - наденешь ли ты флердоранж или обойдешься бейсболкой.
По врожденной честности, я не скажу тебе ничего радостного. «Как это все происходит?» - как у людей, Маня, все как у людей. Можно предположить, что ты будешь удручена обыкновенностью действа, как это было впервые со мной, его тривиальностью. Бывает, конечно, и своя специфика, когда известная потеря в мощности компенсируется технической изощренностью, но к этому быстро привыкаешь, а спектр приемов, в сущности, исчерпаем. В любом случае - готовься к большой и кропотливой физической работе - слушать, как крутится счетчик, у тебя не получится. Не злоупотребляй маникюром. И - при всей нашей резистентности к венским пошлостям - смотри внимательно, чтобы не был похож на папу. Ну да, импринтинг, инцестуозное влечение - распознаешь, вздрогнешь: папа - не «папик», с папой - нельзя.
Погляди окрест и уязвись, Маня: ты мучительно неоригинальна. Я не стала бы говорить о массовой моде - пока это, пожалуй, слишком, однако на любом светском, извини, рауте, в любой турпоездке, в театре и на культурно-зрелищных мероприятиях ты непременно встретишь как минимум несколько пар в крутом возрастном мезальянсе. Писательница, громко говоря, О. Робски описывала сцену, как почтенных лет буржуй встречает в кабаке дочку с таким же, как и он, буржуем-старпером и рвется начистить охальнику табло, а на локте у него висит его подружанка - ровесница дочери. Сцена симптоматичная, показательная. Актер Табаков рассказывает во всех интервью, как он молодеет год от году с супругой Мариной, сам уже как молодильное яблочко, румянится весь, кипят и множатся творческие силы. Актер Пороховщиков в каком-то интервью нахваливал свою молодайку и вдруг говорит: мол, надо бы ребеночка хоть одного в жизни, да че-то денег маловато. Я прямо подумала: гражданин сбрендил, а потом поняла - нет, так и надо.
Ну ладно, это все суть селебритиз и буржуи, суть бахвалы и извращенцы, им стремно без экстерьерного сопровождения и без сигнала, посылаемого урби эт орби: я о? кей, мышц? работает, бульдожка щерится, красотка гладит бакенбард. Но как не стыдно нам, обывателям? К каким горним высотам стремимся мы, все из себя задумчивые, и что нам эта ярмарка? Не знаю ответа. Вот Лиза, она вышла замуж за своего профессора в аспирантуре, думала - это монастырь и духовка. Как же! Семьдесят два года - подавай ему ребеночка, да безо всяких химиовмешательств, ведь он считал себя супермужчиной (Лиза узнала первая). Старалась изо всех сил, и труд этот, Маня, был страшно громаден, но в конце концов увенчался-таки девочкой, не совсем здоровой, порок сердца прооперировали - и сейчас все тьфу-тьфу. Так что ты думаешь, Лиза теперь одинокая мать - в 76 лет он ушел к девушке из стихотворческой студии. Жизнь желтее желтых газет, бульварнее бульварной литературы, а ты говоришь.
Читать дальше