Пинтип Данн - Забыть завтра 1 - Забыть завтра

словно с ума сходила, когда они приходили. Она выкрикивала оскорбления с утра и до ночи.

Осыпала насмешками охранников, когда они проходили мимо ее камеры. Однажды она даже

бросила им в лица ведро с мочой. Никто не удивился, когда ее признали агрессивной.

Улыбка задрожала у меня на губах. Я бы не отказалась увидеть стекающую со щеки

Человека со Шрамом мочу.

— Несколько недель назад они заставили ее выполнить ее воспоминание, — Салли

помедлила. — Или, по крайней мере, я думала, что они это сделали. Выполнение ее воспоминания

не было похоже ни на одно из тех, которые я видела. Обычно мы слышали выстрелы или звуки, с

которыми отлетают тела. Ее было убийственно тихо. Она вошла в эту комнату с охранником, а за

ними последовал ученый со стеллажом со шприцами. Один ряд был с прозрачной жидкостью,

другой с красной. Через пару минут они все вышли наружу, по-видимому, целые и невредимые. И

все.

Я нахмурилась.

— Каким, предположительно, было ее воспоминание?

— Покушение на убийство. Она напала на своего отца, как я думаю. Но где во всем этом

ее отец? И что произошло с нападением?

— Может быть, ее отцом был этот ученый, — сказала я.

— Может быть. А может они вовсе и не исполняли ее воспоминание. Может, они

выполняли какой-то другой эксперимент, о котором нам не известно.

Я не знаю, что делать с этой историей. Не знаю, относится ли она и к моему собственному

воспоминанию. Мой шприц был с прозрачной жидкостью, не красной. Каково значение красной

жидкости? Мы вообще говорим об одном и том же веществе?

Салли пробормотала что-то, что я не уловила. Я обернулась и заглянула в дыру. Ее глаза

там не было. Она сидела в нескольких футах от стены, и я впервые разглядела ее лицо.

Ох, я видела ее лицо во внутреннем дворе. Но там между нами было расстояние в

двадцать ярдов, и черты ее лица были в тени здания. В первый раз я рассмотрела ее резкие скулы,

совершенный рот в форме сердца. Рот, который сейчас подрагивал, несмотря на то, что ее глаза

были так же спокойны, как всегда.

Я вытаращилась на нее в изумлении. Сколько раз я смотрела в ее невыразительный глаз и

предполагала, что у нее вообще нет чувств? Все это время ее рот мог бы с легкостью ее выдать,

если бы я только увидела его.

— Что ты сказала? — спросила я.

Она подняла голову и повернулась в направлении дыры, хотя я и знала, что она не может

увидеть меня с такого угла.

— Теперь ты знаешь, почему я не очень общительна. Сканирование моего мозга показало,

что я не агрессивна. Я должна быть тут, в Лимбо, в безопасности, до конца моих дней. Но я хочу

быть в этом уверенной.

— Резать себя явно признак агрессивности, — сказала я. — Это выделяет тебя среди

других.

— Эти порезы — мой запасной план, — она вытянула руки. Она действительно себя

резала, все правда. Но не аккуратными, хирургическими разрезами. Порезы рваные и кривые,

словно она разорвала кожу крюком от вешалки. Или собственными ногтями.

— Девушки думают, что я режу себя, чтобы следить за ходом времени. Проще позволить

им так думать. Быть их живым календарем. Но, правда в том, что я не вынесу, если буду делать

это чаще одного раза в неделю.

— Зачем вообще это делать? — спросила я.

— В будущем я убила мужчину, Пташка. Но перед этим он изнасиловал меня, — она

сжала губы. — Я знаю, как думает АВоБ. Если они в какой-то момент решат, что я агрессивна,

недостаточно будет просто превратить меня в убийцу. Им нужно претворить в жизнь каждую

деталь из-за страха, что волны испортят их драгоценный строй.

— Но я покажу им, — ее голос стал грубее. — Изнасилование — такое преступление,

совершить которое они не могут заставить. Так что если я изрежу себя, если я заморю себя

голодом до состояния кожа да кости, тогда этот подонок почувствует такое отвращение, что он не

сможет изнасиловать меня. Верно?

Насилие — это, скорее, власть, не секс. И, кроме того, у них есть таблетки против

эректильной дисфункции. Они могут привести в порядок руки Салли при помощи лазера. Если у

АВоБ есть возможность вломиться к нам в мозг и вытащить наши воспоминания, то я сомневаюсь,

что они позволят небольшому физическому недостатку помешать им достигнуть их задачи.

Но ничего из этого я не произнесла вслух. Потому что надежда, неважно, насколько

иррациональная, — это очень сильная вещь. Когда обстоятельства против нас, когда сражение,