паранормальную способность, о которой я когда-либо слышала.
Я поднялась на ноги и прошлась по камере, размахивая вперед и назад руками. Теперь,
когда я свыклась с этой идеей, я думаю, что справлюсь. Худшее в обладании паранормальной
способностью, — то, что АпИТ будет охотиться за тобой. Но они уже поймали меня. Лучшее? Ну,
возможно, я смогу придумать, как использовать ее против них.
— Птенчик. Эй, Птенчик.
Я остановилась. Кто это? Источник голоса, казалось, должен быть прямо передо мной, но
кроме меня в камере никого не было. И никого по ту сторону решетки. У меня, должно быть,
слуховые галлюцинации.
— Эй, Птенец. Когда ты закончишь с гимнастикой, почему бы тебе не подойти
поговорить со мной?
Гимнастика? Я поняла, что все еще размахиваю руками. Я торопливо спрятала их себе за
спину.
— Здесь. В углу. Тут есть незакрепленный кирпич.
Я пересекла комнату в том направлении, откуда раздавался голос. Опустившись на
колени, я пробежалась руками по стене. Грязь покрыла кончики моих пальцев, когда они
коснулись цемента. В самом низу я нащупала пустое место, из которого вытащили кирпич.
Я растянулась на полу и прижала лицо к отверстию. Оттуда на меня смотрел глаз.
Мой пульс подскочил. Глаз был круглой формы, с длинными черными ресницами,
которые торчали под прямым углом. В школе эти ресницы были бы предметом зависти для всех
девушек. Она могла завивать их, даже прикреплять крошечные бусины. Но здесь, в заключение,
без необходимых инструментов по уходу, ресницы выглядели неухоженными, словно заросший
сорняками заброшенный сад.
— Как так получилось, что я не заметила эту дыру до этого? — спросила я.
— Потому что, Птенчик, — произнес голос, словно я глупая. — До этого я не вынимала
кирпич. Я не собиралась слушать, как скулящий нытик зовет мамочку. Но после того как ты вчера
накрутила девчонок, я подумала, что ты можешь оказаться способной позабавить меня.
Это второй человек, кто принял мои действия за то, чем они не являются. Я не
выкрикивала эти вещи из-за того, что являюсь агрессивной или интересной. Я просто была…
нетерпеливой.
— Почему ты зовешь меня Птенчиком? — спросила я.
— Потому что ты словно птенец, собирающийся свалиться с ветки и устремиться к своей
смерти. Я так всех новеньких девушек называю.
— Кто ты?
Глаз моргнул.
— Можешь звать меня Салли (прим. пер.: Sully — пачкать, марать, опоганить).
— Сэлли (прим. пер.: Sally — существующее женское имя, уменьшительное для имени
Сара)?
— Нет. Салли. Либо потому что я угрюмая (прим. пер.: Sullen — отшельник, бука,
угрюмый, сердитый, надутый), либо потому что я все вокруг пачкаю. Выбери что-нибудь сама.
Голос у нее молодой, так что она и сама, должно быть, не так давно была новичком. Но
тон у нее тяжелый, взвешенный, с той многогранностью, которую дает только пережитый опыт.
— Итак, Салли, когда они позволят мне увидеть мою мать? — Я не хотела видеться с
Джессой. Слишком опасно. Но, возможно, я смогу предупредить мамочку. Дать ей знать, что я
видела Джессу подопытной в лаборатории в будущем, чтобы она могла предпринять
дополнительные меры предосторожности и не дать этому воплотиться.
Глаз закатился вверх.
— Тебе не дадут увидеться с семьей, Птенчик. Это не заключение, ты знаешь. В Лимбо
нет права на свидания.
Да? Моя кожа покрылась ссадинами из-за грубого материала комбинезона, и я живу в
клетке с ведрами для мочи и экскрементов, в которых многие дни идет процесс разложения.
Конечно, это заключение.
— О чем ты говоришь? Что такое Лимбо? — Когда я задала вопрос, я поняла, что уже
слышала этот термин от Председателя Дрезден.
Глаз Салли закрылся, и я увидела линии, испещрившие ее веко, слишком тонкие, чтобы
быть венками. У нее, должно быть, там вытатуировано изображение. Я пододвинулась чуть
ближе, но моя голова заслонила и так тусклый источник света, так что я отодвинулась обратно.
Глаз распахнулся.
— Ты в Лимбо, потому что еще не сделала ничего плохого, поэтому они не могут
признать тебя виновной в чем-нибудь. Но они также не могут отпустить тебя, потому что ты
совершишь преступление. Так что они держат тебя здесь, пока что-нибудь не изменится.
— Но что может каким-либо образом измениться? — спросила я. — Я не могу совершить
преступление, если они заперли меня. Правильно?
Глаз моргнул.
— Может быть, Птенчик. А, может, и нет.
Читать дальше