Цви Прейгерзон - Неоконченная повесть

Случалось даже, что ради этого меняли религию. Хотя это происходило все же нечасто: община, родные и самые близкие люди откровенно презирали выкрестов, и последним приходилось рвать корни, связывавшие их с собственной семьей, со своим народом. Но может ли человек жить без корней? Выкресты пытались – зачастую неудачно – прижиться на чужой почве, стать своими в другом народе, который вовсе не торопился принимать в свое лоно чуждых и неприятных ему людей с их неистребимым акцентом, непонятными привычками и прочими характерными признаками инородства. Оставив один берег, они так и не пристали к другому, а потому трудно приходилось выкресту в России.

Что же тогда оставалось желающим учиться? Выход нашли в открытии частных гимназий и школ; впрочем, право на это тоже имели далеко не все. Большинство учеников в этих новооткрывшихся учебных заведениях составляли евреи. Кроме того, в каждом городе и местечке находились частные преподаватели – тоже преимущественно евреи, которые обучали еврейскую молодежь в соответствии с программами реальных школ и гимназий.

Так обстояли дела в дорогом нашему сердцу местечке в детские годы Шоэля Горовца. Чего только не бывало: случались и мелкие перемены, и большие перевороты, но ни на минуту не ослабевала и не отпускала людей рука Всевышнего. Зато люди продолжали выбиваться из сил в погоне за заработком. Полный магазинов и прилавков, рынок то бурлил густой толпой, то пустел – да так, что не найти там было ни единой живой души. Скучающие лавочники зевали в ожидании покупателей, вокруг лениво бродили собаки. Ветер таскал по пустой площади сухую траву и мусор, заметал соломой лошадиный помет и коровьи лепешки.

И лишь высокое небо оставалось вечно чистым и беспорочным – с его густой синевой и перистыми облаками, плывущими в лучах весеннего ласкового солнца. Порой небо сердилось, темнело и затягивалось тучами, пугало молниями и раскатами грома, проливалось освежающим ливнем, моросило осенним дождем. По ночам в его бархатной черноте, крадучись и отбрасывая серебряные блики, плыла белая луна. А в конце лета звезды слетались на свой ежегодный карнавал и танцевали, скользя и мерцая на золотой, теряющейся в космосе дорожке. Лишь оно, небо, оставалось символом чистоты и надежды для парней и девушек из захолустного местечка.

Век потихонечку, год за годом, продвигался вперед, и Шеилка рос вместе с ним. От отца он унаследовал темные проницательные глаза, прямоту и достоинство, от матери – добрую улыбку, с которой она смотрела на все, что происходит в этом мире.

В пять лет Шеилку отправили в хедер, положив, таким образом, начало его нелегкой дороге к вершинам знания. Меламед Песах стал учить мальчика грамоте, знакомить с первыми ивритскими словами, которые, впрочем, не использовались тогда в разговорном языке. За изучением Торы месяц за месяцем и год пролетел. А вскоре пришли и успехи в письме и основах грамматики – всему учил детей терпеливый меламед.

О, Песах, мой учитель и ребе! В те далекие печальные годы учился и я в его тесном хедере – пером, как резцом в камне, высекал ивритские слова, бусинками нанизывал букву за буквой и бережно укладывал их в свою тетрадь, в длинные наклонные строчки. Учился читать древние сказания хуммаша [31] и переводить их на идиш. Шеилка Горовец был тогда моим другом, и мы вместе несли на своих детских плечах груз предыдущих поколений. Мы жили на одной улице, и вместе возвращались домой зимними вечерами. Под ногами скрипел снег, плотно покрывавший деревянный тротуар, и слабое пятнышко света нашего фонаря освещало нам крошечный кусочек дороги. Едва теплился огарок свечи, и в дрожащем его отблеске мы с трудом находили свой путь. Ночь, кромешная ночь, окутывала нас непроницаемой мглой…

Вот Шеилка возвращается домой из хедера, поднимается по лестнице, открывает дверь. В комнате лишь четырехлетняя сестричка Мирьям. По сравнению с ней он уже большой мальчик, и при надобности чувствует себя вправе надавать ей тумаков. Но сейчас, войдя в теплый дом после ночного пронизывающего холода, Шеилка рад даже ее несмышленой болтовне. Он терпеливо выслушивает все «последние новости» малышки. Надо полагать, что это не самые главные новости в мире! Шеилка снимает пальто, пылают раскрасневшиеся с мороза щеки… – не сглазить бы, но у этого мальчика все шансы вырасти в красивого парня.

– Где папа? – перебивает он болтовню сестрички.

Отца своего Шеилка уважает и любит, как никого в этом мире. Но Йоэля еще нет, он задерживается по делам.