Лора Флоранд - Француженки не любят сказки

Внезапно он понял, что незнакомка стоит прямо возле его локтя, почти касаясь его, и едва не задохнулся от нахлынувшего волнения.

Он взглянул на нее – сверху вниз, – надеясь, что не слишком очевидно оборвал на середине свою лишенную смысла фразу, обращенную к Гийеметте. Незнакомка была рядом с ним. По собственной воле. А ведь могла подождать, когда он уйдет, и уж после этого подойти к прилавку. Значит, ей хотелось стоять вот так близко, почти касаясь его.

Либо ей было абсолютно безразлично, что она делает… Но почему-то он подозревал, что это не так. Женщина, которой безразлично ее личное пространство, не смотрит на мужчину так, будто прикидывает, как ловчее его ударить, если он подойдет ближе – а ведь именно такими были два ее первых взгляда на него.

– Мне нужно коробку шоколадных конфет, – сказала она Гийеметте.

Он не удержался. Его губы растянулись в широкой ухмылке.

– С предыдущей вы уже справились?

Она сверкнула глазами. Ну кто, кто тянул его за язык? Он только что проговорился, что наблюдал за ней; по крайней мере, знает, что она купила два дня назад коробку его шоколада.

Я не преследую тебя, клянусь. Чистое совпадение, что я видел тебя у Филиппа. Плюс к этому он не мог преследовать ее в собственном салоне, это само собой разумеется. Просто он… жутко большой. У него руки мясника. Как теперь она придет сюда и сядет за столик? Ей же будет мерещиться, что какой-то негодяй шпионит за ней. Оттуда, сверху, смотрит на нее голодными глазами, прижав к стеклу огромные пятерни. Слава богу, что он еще сообразил побриться.

– Да, – ответила она. – И те конфеты мне очень понравились.

О, громы небесные, снова на него нахлынула эта сентиментальная, зефирная волна! Что с ним творится?

Гийеметта тем временем натянула на руку белую хлопковую перчатку и выдвинула одну из металлических коробок с низенькими бортами.

Незнакомка повернулась к Доминику.

– Что вы мне посоветуете? – тихо спросила она.

Он еле унял дрожь во всем теле. Его потрясло, каким беспомощным он оказался перед смутившей его волной восторга и страсти, он почти утонул в ней. Женщины и раньше обращались к нему с таким вопросом; обычно это означало, что в ближайшие часы он переспит с ними. Возможно, такова была его единственная реакция на этот вопрос: как у собаки Павлова. Но тогда-то он знал, как плавать в тех водах. Тогда он полностью владел ситуацией.

Но женщины с лицом, припорошенным веснушками, еще ни разу не задавали ему такого вопроса. Его произносили холеные особы, уверенные в себе до полной неуязвимости, либо смазливые неженки с пирсингом в носу и пупке, разыгрывающие из себя «плохих девочек»; либо это были неверные жены, этим нужна была скорость.

Не глядя, он протянул руку к Гийеметте, и та вложила в нее белую перчатку. Он ловко надел ее и прошел за стойку. Ему пришлось совершить над собой некоторое усилие, чтобы оторваться от незнакомки, стоящей так близко, но теперь между ними была стойка, и он почувствовал себя спокойнее. Теперь он не мог ненароком задеть ее и сделать ей больно. Еще он мог улыбнуться ей чуть более проникновенно, не оскорбляя ее чувств.

Улыбка смягчила его губы; он на секунду дольше, чем требует приличие, не отводил своих глаз от ее, чтобы она увидела в них тепло его души.

– Скажите мне… какие вкусовые нюансы вы предпочитаете?

Он не узнавал себя. Неужели это он, с его пренебрежительным, даже властным подходом к женщинам? Неужели это он, сейчас такой кроткий и нежный? Тише, тише, не торопись, осадил он себя. Тише. Представь себе, что она – это кондитерский крем, или тесто, или шоколад, которые нужно немного выдержать, чтобы они созрели. Спешка здесь все испортит. Тииише.

Дай ей время, чтобы она распробовала тебя. Распробовала так же, как в предыдущие дни, когда она сидела здесь день за днем и пробовала все твои изобретения, пробовала так, словно это для нее самое интересное в жизни.

Он терял рассудок. Уже не знал, кто он такой – под напором непривычных эмоций, побуждавших его на непривычное поведение. И не знал, кто же такая она, эта хрупкая женщина, которая неделю назад появилась в его салоне, тихо сидела одна за столиком и поглощала его – ежедневно, утром и вечером.

– Ну, что-нибудь из вашего наиболее необычного, – искренне и доверчиво отвечала она, и его сердце сдавила тревога. Ну, беда, подумал он, как человек, который увидел на горизонте надвигающееся цунами и понял, что ему не спастись. Это добром не кончится.