Тати - Наручники

– Бей его, сильней.

– Давай, давай. Ногой.

– Так ему и надо!

– Это за то, что не послушался. Сделал по-своему! Сволочь.

– Запомнишь на всю жизнь, если выживешь, гнида!

Толпа ещё долго пинала ногами полумёртвое тело, лежащее на бетоне. Он не проронил ни слова. Молча принимал пинки, стараясь хоть как-то закрыть голову от сильных ударов в добротный ботинках.

– Эй, вставай! Разлёгся! Пошёл вон.

Охранник нагнулся над человеком и потряс его. Склонился и услышал тихий стон.

– Боже! Скорую помощь! Быстрее! Быстрее! Только бы не опоздать! Быстрее!

Парня положили на скорую руку сооруженные носилки и повезли в госпиталь.

Когда я тихонько приоткрыла дверь палаты оказалось, что он спал. На секунду я закрыла глаза, так как мне стало немного плохо. Боже! Кто мог его так и отделать? Кому-то не угодил? Может, поделил что-то не так? Не по-братски?

Парню было лет 25, не больше. Белобрысый. Мне было трудно смотреть на этого, скорее всего очень симпатичного молодого человека: лицо в ссадинах, глаз подбит, на правой щеке кровавый подтёк, губы разбиты. Над правой бровью 12 швов. Даже если быстро заживёт, то всё равно останется огромный шрам. Мои глаза стали сканировать парня дальше – не сильно высокий и не сильно накаченный. Совсем не такой, как на фотографиях в модных журналах. Нет, скорее даже наоборот: какой-то худой, сухой, жилистый. И изможденный, что ли. Широкие плечи, но не сильно мускулистые, узкие бедра и какие-то непропорционально вытянутые руки с длинными, тонкими пальцами. Но ногти – чистые, что даже странно. Наверное, парень всё-таки смотрит за собою.

Правая рука свисала с кровати и выглядела вывихнутой. Две ноги покалечены. Правая – перелом чуть ниже колена, а левая – вся в ссадинах и гноящихся ранах. Он лежал немного на боку. Я тихо обошла вокруг и посмотрела на спину – вся в чёрных кругах с кровоподтеками.

Он спал, но даже во сне его зубы были стиснуты. Может, от боли или, может, какие-то воспоминания не дают спокойно заснуть?

Я стояла и смотрела на человека, прикованного к кровати наручниками, и старалась понять, что я чувствую. Что чувствует мое сердце? Не снаружи, а внутри. Что я чувствую, когда никого нет рядом и ни перед кем не надо отчитываться? Какие эмоции вызывает во мне это полуживое, растерзанное тело?

Я не знала, за какие грехи и поступки его посадили в тюрьму. Не знала, почему так сильно избили – почти что до смерти. Не знала и не хотела знать. Стояла и пристально рассматривала парня. Может, он почувствовал мой взгляд, а может, почувствовал меня. Может, ещё что-то, но когда он открыл глаза, то я увидела в них такую тоску и боль, что мне и самой стало больно. Его взгляд ранил – стало сильно больно в сердце. Больно от понимания, что я ничем не смогу ему помочь. Только бы выходить, только бы не причинить ему ещё больше вреда, стараясь хоть чем-то помочь.

Но тоска в его глазах была мимолетной. Через пару секунд, наверное, он взял себя в руки и посмотрел на меня своими колючими, темными карими глазами, в которых теперь плескались ненависть и злоба. И в этот странный момент, я почему-то подумала, что он очень симпатичный. Очень. И очень одинок. Только бы все раны зажили поскорее и будет совсем неплохо. Лицо – не запоминающееся, простое, но глаза!!! Глаза были как стрелы воина, знающего что-то, чего никто другой не знает.

Парень смотрел на меня с ненавистью. Казалось, ему было невыносимо только от одной мысли, что я за ним должна буду ухаживать. Обмывать раны и не только. Ну, что ж, милый, мы с тобой оказались в одной лодке, а я не привыкла уступать – будет либо мир, либо война. Твой выбор. Он даже не обернулся, когда я тихо подошла поближе к его кровати. Лежал как бревно, смотрел в одну точку и молчал. Сцепил зубы и молчал. Ну что ж, помолчим вместе.

Я подошла к окну и приоткрыла жалюзи – утреннее солнце на секунду выглянуло из-за туч и быстро спряталось. Для меня это было ужасно непривычно. Потом подошла к компьютеру и включила программу. Всё делала молча. Он тоже молчал. Когда, наконец, программа открылась, я ввела свой пароль и нашла правильный файл. По закону штата у пациента я должна спрашивать имя, фамилию и дату рождения.

– Здравствуй, – произнесла я. В ответ услышала молчание. Он даже не шелохнулся. Как смотрел в одну точку, скрипя зубами, так и остался смотреть. – Как зовут тебя?

Снова молчание. Я улыбнулась – больше самой себе и неожиданно для себя решила, что я постараюсь сделать всё возможное, чтобы хоть как-то облегчить страдания этого парня. Мне казалось, что ему нужна ласка. Поэтому, подойдя совсем близко к его кровати, я протянула свою руку к его руке, и как можно нежнее, «нечаянно» провела рукой по его пальцам, потом дотронулась белой карточки на его запястье и сверила имя, фамилию и день рождения моего пациента.