Кевин Милн - Финальный аккорд

Мама и папа находились в оцепенении. Эшли повесила голову и перестала сдерживать себя. Она громко рыдала в ночи. То, что произошло дальше, трудно объяснить, потому что это было в основном в моей голове. Я отвел глаза от семьи всего на долю секунды, чтобы взглянуть на пачку листков в руке.

В тот краткий миг нахлынули воспоминания: от самой первой записки, которую Анна дала мне, и вплоть до самой последней. Последние несколько лет записки не приходили слишком часто, но в этом была в большей степени моя вина. И я собирался измениться, клянусь, я поклялся Анне, что все будет иначе. Я не сдержал обещание, и она поплатилась. Я вновь взглянул на семью и вдруг все, что я хотел им проорать – ей проорать, – просто исчезло. Что я здесь делаю? Почему позволил своей ненависти вытащить меня от Анны, если уж на то пошло? Я должен быть рядом с ней, ожидая, когда прекрасный художник запечатлеет ее последний вздох.

– Мне так жаль, – выдохнула Эшли.

Я не хотел это слышать. Я хотел безумствовать. Я хотел, чтобы она жила с осознанием вины за содеянное. Я хотел, чтобы она была такой же несчастной, как и я. Но в основном я просто хотел уйти отсюда, чтобы быть рядом с умирающим телом моей жены.

– Так и должно быть. – Я резко повернулся и ушел. Полчаса спустя я сидел рядом с кроватью Анны в отделении интенсивной терапии. Она не знала, что я здесь. Я не знаю, была ли она еще со мной. В физическом смысле, вообще-то, она лежала прямо здесь, на кровати, дыша с помощью аппарата искусственного дыхания, доживая последние дни благодаря чуду современной медицинской техники. Но та ее часть, которая действительно имела значение, насколько мне было известно, уже не была с нами.

– Анна. – Мой голос дрогнул. – Я вернулся. – Ответа не последовало. Я не ожидал, что она что-то скажет, но я продолжал делать попытки поговорить с ней. – Ты слышишь меня? Дорогая, ты здесь? Я сбегал домой, но сейчас я вернулся. У Хоуп все хорошо. Твой брат следит за ней. Дедушка Брайт тоже там. Они все молятся за тебя. – К ее покрытым синяками рукам были подключены несколько капельниц, через которые капала жидкость. Я наблюдал, как капли опадают, ожидая хоть какого-то ответа. – Я кое-что нашел, – сказал я какое-то время спустя. – Это мой портфель. Тот, который ты подарила мне, когда меня перевели в управление. Я сходил с ним на работу только один раз. Ты знала, что я нашел ему другое применение? Я заполняю его твоими записками. Я все их принес с собой. Разве это не здорово? Я думал… может быть, тебе бы понравилось, если бы я их прочитал тебе… – Мне хотелось плакать. Нет, это нечестно. Я действительно плакал, особенно когда наткнулся на ее обычную записку для меня. Тогда это не была любовная записка, но она, конечно, подготовила почву для того, чтобы любовь проросла. Это было несколько лет назад. Глядя сейчас на нее, у меня было чувство, словно прошла целая вечность.

Читая слова, которые она написала тогда, я вернулся в другое время и место. Другая страна, иностранный язык. Надежда, молитва и гитара. Тогда мы были молоды и наивны. Все казалось возможным. Мы влюбились. Мы вряд ли знали, что такое любовь, но это не имело значения, потому что мы принадлежали друг другу и были счастливы. Мы были нищие, как церковные крысы, но это не имело значения, потому что мы были вместе. Через какое-то время обнаружилось, что не все в жизни идет по плану, но даже тогда это не имело значения. Мы по-прежнему принадлежали друг другу. И мы по-прежнему были счастливы. Все это очень долгий и неоригинальный способ для того, чтобы сказать, что я наломал дров. В конце концов я позволил более тривиальным занятиям взять верх над самыми важными вещами в жизни. Я как-то упустил из виду, может быть, даже вообще забыл – как просто хорошо все было в самом начале, еще когда жизнь была простой. Простой… и прекрасной. Записки Анны напомнили мне обо всем, что у нас было, и обо всем, что я вот-вот потеряю. Жаль, что я не мог сказать ей, насколько мне жаль. На самом деле я говорил ей, снова и снова, когда она лежала здесь, но она не слышала. Она просто неподвижно лежала, тихо дыша.

– Помнишь, как раньше было? – спросил я ее, вытерев очередную порцию слез манжетой рукава. – Я думал, наша жизнь была сказкой, историей, начинающейся с «жили-были». Как мы попали оттуда сюда, Анна? Как? Где наше «жили долго и счастливо»? Как я допустил, чтобы это произошло? Я сожалею, что мы не можем дать задний ход и сделать все заново. Может быть, тогда я бы сделал все как надо…