Сара Андерсон: Неистовый соблазнитель

Вот только внешность обманчива.

– Миссис Уоррен, – Либерти, как всегда, старалась говорить вежливо, но она уже давно поняла, что, хотя сам Маркус весьма ее уважает и ценит, для его родителей она мало чем отличается от служанки, – я не могу сообщить вам ничего конкретного.

– Но ты же наверняка что-нибудь слышала?

Либерти полностью сосредоточилась на том, чтобы говорить спокойно.

– Как вам известно, мистер Уоррен не обсуждает со мной свои личные дела.

По правде сказать, она не очень понимала, в какой степени для него эта свадьба личное, а в какой вполне рабочее дело. Когда разыгрался тот скандал, она прочитала все, что сумела отыскать в прессе, но сам он в офисе так ни разу об этом и не заговорил. Они лишь пару раз касались этой темы на пробежке, да и то больше в контексте «исправления вреда», чем «чувств».

Он попросил ее подготовить список женщин, готовых составить ему пару, а потом, шутя, попросил ее саму составить ему компанию.

– Хм. – Наверное, это самый непристойный звук, который Мариса вообще способна издать, но даже он в ее исполнении казался весьма приятным. – Передай, чтобы позвонил, когда освободится. – За все эти три года она ни разу не попросила Маркуса к телефону, и Либерти уже давно поняла, что звонит она не с сыном поговорить, а поговорить о нем.

Вежливость вежливостью, но у нее есть лишь один начальник.

– Разумеется, миссис Уоррен.

Отключившись, Либерти продолжила изучать рекламу «Роквотчес». Раз уж Маркус решил преподнести их как товар экстра-класса, рекламу придется слегка изменить. Сейчас там чересчур много текста о возрождении Детройта, а фотографии не слишком впечатляют. Придется внести определенные поправки.

За годы работы у Маркуса она уже давно поняла, что богатым покупателям нужны эксклюзивные вещи. Они хотят не просто лучшее, они хотят точно знать, что их обновка лучше, чем у их друзей и соперников. Им мало отличных часов, спортивных машин и изысканных зданий, им нужно, чтобы все это было единственным и неповторимым. Наверное, именно поэтому они столько и тратят на произведения искусства. Там-то уж сразу ясно, что они покупают штучный товар.

Разумеется, она никогда не станет своей в этом мире, но за три года она научилась вполне бегло говорить на его языке.

Она как раз заканчивала записи, когда ей позвонил Маркус:

– Мисс Риз?

– Иду. – Подхватив планшет и рекламные листовки, она направилась к нему в кабинет, отлично демонстрирующий теорему о том, что богатый человек просто обязан иметь все самое лучшее.

Сама фирма была сравнительно небольшой, Маркус нанял всего пятнадцать человек для ведения дел и отчетности, но располагалась она на верхнем этаже высочайшего небоскреба на улице Ла-Сале, чикагской Уолл-стрит. Его же собственный кабинет находился на углу здания, и сквозь стеклянные стены он всегда мог любоваться центром города и озером Мичиган. Как и следовало ожидать, «Уоррен капиталу» принадлежал весь этаж, и лучшим видом из окна наслаждался лишь Маркус и один только Маркус.

И собрав всю волю в кулак, она все же сумела отвоевать себе в этом мире крошечный уголок. Пусть она всего лишь помощница, и каждые полгода приходится покупать новые беговые кроссовки, это не важно. Она любит офис, любит вид из окна. Любит чистоту и яркость. Больше никаких трещин на потолке и тараканов за холодильником, а стоит чему-то сломаться, как сразу же за дело берутся специалисты. Здесь всегда горит свет и работает отопление. Она наконец-то сумела вырваться из жалких лачуг Кабрини-Грин.

– Звонила миссис Уоррен, – сообщила она, устраиваясь на своем привычном месте перед Маркусом.

– Чтобы вытянуть из тебя мои планы на свадьбу Хэнсон? – уточнил он, не оборачиваясь.

– Именно. Ее волнует твоя спутница. Точнее, ее отсутствие.

Маркус тяжело вздохнул.

– Если тебе еще интересно, я кое-что узнал о младенце.

– Что?! – воскликнула она и, поймав на себе удивленный взгляд, заставила себя успокоиться. – То есть, конечно, мне интересно.

– Но сама ты о нем даже не спросила.

– Ты обещал навести справки, и я не хотела лишний раз тебя дергать.

Он удивленно на нее посмотрел, но за этим удивлением угадывались нежность и забота. Та самая забота, из-за которой он и дал это обещание.

– Либерти, – начал Маркус, и она почувствовала, как у нее сразу же загорелись щеки. Но что плохого в том, что ей нравится, как он произносит ее имя? – Не говори так, словно ты обуза.

Она судорожно сглотнула.