Кортни Милан - Доказательство любви

Нед с надеждой зажал нож в руке.

– Ты сказала мне, что я должен делать шаг за шагом. Так? И вот я здесь.

Дженни пришла в сильное возбуждение. Это было слишком. Он предлагал ей правду в обмен на ложь. Преданность за обман.

А потом он нетерпеливо притопнул ногами и превратился снова в непоседливого Неда. Неда, способного искренне дарить любовь и привязанность. И если она не верит, что достойна этого сейчас , то легко может позабыть свои желания обрести на земле место, где она могла бы обрести уважение.

Пальцы Дженни дрожали, когда она взяла нож в левую руку. Острое лезвие впилось в ее плоть. Вначале она ничего не почувствовала – ни надреза, ни последовавшей за ним боли. Потом Нед взял ее руку в свою. Он надавил крепче, и из раны потекла кровь. Ее глаза потеплели, сердце радостно забилось у нее в груди, и внезапно она осознала, что ее отдающаяся эхом комната не кажется ей ни одинокой, ни пустой.

Тридцать долгих лет она ждала маленького брата. Его появление заняло достаточно много времени, но он того стоил.

– Я знаю, ты уезжаешь, – мягко произнес Нед. – По правде сказать, я не уверен, что смогу все это сделать. Быть ее мужем. Жить нормальной жизнью.

Тысяча уверений пришла на ум Дженни. Но он еще раз сжал ее руку.

– Я постараюсь, – сказал он. – По крайней мере, сейчас я в это верю.

– Хотела бы я видеть тебя счастливым, – прошептала Дженни, – но боюсь, что не увижу тебя вовсе.

– Америка. Англия. Что значит такая ничтожная вещь, как пара тысяч миль, для семьи.

– Ничего, – сказала Дженни. – Совсем ничего.

Путешествие Гарета было долгим и утомительным, однако, проведя два ужасных дня в пути, он, наконец, прибыл в пункт своего назначения.

Три основательных здания из серого кирпича и составляли школу «Элланд» в Бристоле. Деревья во дворе стояли голыми; ветки их коротко острижены практически до самых стволов, будто они были подготовлены к зиме, вместо того чтобы встречать весну, наступившую повсеместно. Пара бумажек валялась на улице, однако ничто не засоряло вылизанного школьного двора. Даже камни мостовой, казалось, были уложены в геометрическом порядке. Этот строгий порядок и столь очевидное соблюдение малейших формальностей настолько было не похоже на все то, что Гарету было известно о Дженни, что ему показалось невозможным обнаружить хоть малейшие ее следы здесь.

Он проследовал к парадному входу и протянул визитную карточку согбенному джентльмену, открывшему ему дверь. Тот провел Гарета в темную, мрачную приемную, с выгоревшими, но чистыми полосатыми обоями. В камине едва-едва горели чадящие угли.

На полке стояло наготове несколько книг. Гарет пробежался глазами по их корешкам. «Краткая история западного этикета» возвышалась рядом с «Правилами старшинства». Корешок толстого тома в самом углу украшало впечатляющее название – «Вилки, ложки, ножи и их правильная сервировка».

Гарет мог бы побиться об заклад, что Дженни, его озорная, яркая Дженни не ступала и ногой в эту комнату.

Дверь позади него отворилась. Конечно, она не издавала ничего такого неподобающего, как скрип. Вместо него раздался тонкий, протяжный звук тщательно смазанных маслом петель.

– Лорд Блейкли. Чем могу служить? Что я могу рассказать вам о нашей школе? Не желаете ли присесть?

Голос был старым. Слова слагались в вопросы, однако сам тон звучал как команды. Это был голос женщины, столь долго командовавшей маленькими девочками, что другой стиль общения был ею позабыт.

Гарет повернулся. Стоящая перед ним дама в точности соответствовала всей увиденной им обстановке школы. Ни пряди седых волос не выбивалось из ее тщательно уложенной прически с аккуратным пучком на затылке. Ее бесцветное лицо соответствовало безжизненному серому цвету ее платья. Ее губы сжались в прямую линию, так, будто любой изгиб или извилина могли оскорбить ее приверженную порядку натуру.

– Вы, должно быть, миссис Девенпорт, – произнес Гарет. – Вы мне писали.

Ее глаза недоверчиво сузились.

– В ответ на запрос моего поверенного, – пояснил он. – Я здесь по поводу Дженни Кибл.

Было бы слишком неловким для миссис Девенпорт показывать эмоции. Однако сам факт, что она очень тщательно их не показывала – ни малейшего удивления тем, что незнакомец интересуется ее ученицей, окончившей школу более десяти лет назад, – говорил сам за себя. Это была показная, обнадеживающая непроницаемость старой сплетницы, у которой всегда припасена скандальная история и которая жаждет получить сочные подробности взамен.