– Согласна.
Записаться в кружок и пойти на шумную вечеринку… вроде бы вполне выполнимые пункты. Однако двух пунктов маловато для хорошего полноценного плана. Мне нужно больше.
– Пора домой, – взглянула я на телефон. – Папа ждет к шести.
Мои родители, пока состояли в браке, ни о чем не могли договориться, но каким-то образом стали более гибкими после развода. В общем, среда и воскресенье у меня обведены красным кружком, который обозначает ужин с папой.
– И что у вас на ужин? – Тесса начала собираться.
– Лазанья со шпинатом и фетой.
После развода папа вдруг полюбил готовку, и потрясающие успехи чередовались у него с эпическими провалами. Тессу такая непредсказуемость очень радовала: никогда не знаешь, что именно тебе подадут. Меня это не настолько забавляло, ведь я ужинала с отцом всего два дня из семи, что заметно понижало мои шансы выиграть в кулинарную лотерею.
– Кэмерон это не понравится, – сказала Тесса, которая отлично знала мою младшую сестру. Кэмерон славилась отвращением к зеленым овощам, молочным продуктам и разумным действиям.
– И не говори. А ты не хочешь поужинать с нами?
– Хотела бы, но родители уже почти дома, – сказала Тесса, надевая солнечные очки. Ее светлые кудри засияли на солнце, как белое золото. – Приезжают на целых три дня.
Родители Тессы, Нора и Роджер Макмэхон, владельцы международной сети небольших элитных отелей «Мэзон», обосновались в Оукхерсте довольно давно – Тесса тогда еще ходила в первый класс, – но очень часто разъезжали по делам. Тесса вела жизнь моей мечты: почти без родительского надзора, чудесные каникулы за границей, потрясающий огромный дом. Раньше Тесса жила там с бабушкой; затем, как только Тесс получила права, бабушка стала надолго уезжать в «Мэзон Бока Ратон» на встречи с «другом». И даже когда она оставалась в Оукхерсте, то почти не бывала дома – отправлялась то в клуб, то поиграть в бридж с подругами, то на благотворительные мероприятия.
Мы втиснулись в машину – конечно, машину Тессы, поскольку своей у меня нет. Я получила бы права еще в середине лета, точно на шестнадцатилетие, но, к несчастью для меня, авто моей мамы разбилось за неделю до экзамена. Спустя восемь тысяч долларов моя надежда унаследовать его оказалась на свалке вместе с убитым поршнем, что бы это не значило. После этого шесть месяцев я практиковалась или с мамой, которая то и дело панически размахивала руками, или с папой, который только выразительно присвистывал. Ни машины, ни свободы.
– Последний день августа, – вздохнула Тесса, опуская стекло. – Наверное, у меня приступ тоски по лету.
Деревья вдоль тротуаров превратились в размытые пятна густо-зеленого цвета с широкими ветвями. Дубы растянулись от указателя «Добро пожаловать в Оукхерст» до старого центра. Вдоль главной улицы каждые несколько месяцев открывались новые магазины и рестораны, но старые деревья придавали нашему городу шарм и стиль.
Когда я была младше, Оукхерст казался мне вполне приятным местом для жизни. Я почти не вспоминала о Сиэтле, где мы с Кэмерон родились, и ничего не могло быть хуже сырой и жаркой Джорджии, где мы год прожили в захолустном городке. Однако когда случилось несчастье с Аароном, Оукхерст сжался в ком и стал на меня давить.
– Передавай своему папе привет, – сказала Тесса, выруливая на подъездную дорожку. – Заехать за тобой завтра к семи утра?
– Было бы супер.
Я ответила спокойно, хотя пока я шла к двери, при мысли о первом дне школы нервы искрили вовсю.
Ужин затянулся надолго, и все это время я обдумывала свой план. Кэмерон развлекала папу болтовней про скандал в танцклассе, а я обдумывала разные варианты того, как сделать предстоящий год отличным. Требовался мозговой штурм с кем-то, кому я доверяла, с кем-то, кто мог дать хороший совет.
К счастью, такой человек у меня был.
Дома я поздоровалась с мамой и заторопилась к себе наверх, чтобы позвонить бабуле. Мама обычно настаивала, чтобы я разговаривала с бабушкой только лично, потому что она жила всего в нескольких милях отсюда, а телефонные звонки ее иногда пугали. Но было уже слишком поздно для визита, а я хотела поговорить, не откладывая.
Бабулина память начала ухудшаться около десяти месяцев назад и становилась все хуже. Невыразимо грустно было видеть неизлечимый процесс разрушения личности, и я торопилась секретничать с ней, пока еще не поздно – пока вместе с памятью не исчезла и я. Я рассказывала ей про свой «любимый» кошмар – как я тону, не в силах удержать голову над бортиком ванны. Рассказала, как отчаянно порой завидую друзьям. Жаловалась на мамины уроки вождения и на невыносимую сестрицу. Бабушка знала даже о моем сложном отношении к Аарону, про все печали, которые не спешили уходить.
Читать дальше