Эмма Скотт - Дотянуться до звёзд

Профессор смотрел на меня в упор. Я не отвел взгляд и медленно кивнул.

– Парень, у которого поэзия в крови, – продолжал Ондивьюж. – Однако он не проливает свою кровь там, где ее могут увидеть другие. Он сидит на последнем ряду. Не разговаривает. А между тем слова внутри копятся. Для такого ума, для такого сердца эмоции становятся невыносимым грузом, накапливаются и могут хлынуть через край. Это опасно. И больно. – Он сверлил меня взглядом. – Не так ли?

Никто еще не говорил со мной так. Он как будто хотел вскрыть мне грудную клетку и достать то, что я прячу внутри, слова и мысли, которые я хранил в себе. Инстинктивно мне захотелось уйти, а еще лучше – убежать. Но в глубине души я желал остаться рядом с человеком, посвятившим свою жизнь поэзии, реальности, к которой и я мог бы потянуться и, возможно, даже достичь.

Я снова передвинул лямку рюкзака.

Профессор Ондивьюж снова улыбнулся.

– Я вижу вас, мистер Тёрнер, но еще хочу слышать. Когда будете работать над объектом сильной привязанности, вложите в этот труд всю свою душу, весь огонь, всю кровь. Дайте мне все это.

– Все? – Я нервно улыбнулся. – Только и всего, да?

Ондивьюж положил руку мне на плечо.

– Я знаю, что все это у вас есть.

После занятий я вернулся в квартиру, сел в свою раздолбанную машину и поехал в кафе-пекарню «Белый султан», чтобы заправиться богатой углеводами пищей – большим сэндвичем, как делал всегда накануне соревнований.

Свой автомобиль, пятнадцатилетний «Додж Стратус», я купил по окончании школы на часть денег, предназначенных на оплату моего обучения. Дрейки пытались подарить мне что-то получше, но я отказался. Пусть машина старая, летом заводится с третьего раза, а зимой только с десятого, но она моя.

На парковке возле нашего дома моя машина стояла рядом с новеньким «Доджем Хэллкетом» Коннора, шикарной тачкой на восемь миллионов лошадиных сил.

«А теперь ловкость рук и никакого мошенничества», – подумал я, садясь в седан и поворачивая ключ в зажигании. С третьего раза тачка кашлянула дымом, и мотор завелся.

В «Белом султане» я сел за столик в углу, заказал сэндвич с ростками фасоли и огурцом на пшеничном хлебе и уставился на пустую страницу открытой тетради, на которой должен был начертать стихотворение в стиле «выверни душу наизнанку».

Профессор Ондивьюж заглянул мне в душу, и ничто не укрылось от его зоркого ока. Он знал, что я не говорил о своих чувствах, но перекладывал их на бумагу. Я любил папу. Я звал его, используя свой голос, кричал ему вслед, а он, черт побери, все равно взял и уехал. Он забрал эту любовь и вышвырнул за ненадобностью, как мусор. Больше я никогда не стану чувствовать себя таким беззащитным, ни перед кем не буду показывать своих переживаний. Во всяком случае, не буду высказывать их вслух. Другое дело, запись.

«Это больно, не так ли?»

Еще как больно. Значит, у меня в душе полно огня и крови, есть о чем написать.

Я взялся за ручку и занес ее над бумагой. «Давай сделаем это, засранец…»

Пять минут спустя я закончил рисовать логотип хоккейного клуба «Брюинз».

Я перевернул страницу, и мои мысли унеслись куда-то вдаль. Страница начала заполняться строками, посвященными медно-рыжим волосам и глазам, сверкающим, точно драгоценные камни.

– Черт, нет. Только не это.

Я зачеркнул написанное и попробовал снова. Ручка порхала над страницей, и появилось предложение.

«Подобны осени ее глаза…»

Я вырвал страницу из тетради и скомкал.

В течение следующего часа посетители заходили в пекарню, проходили мимо моего столика. Неторопливый, ленивый вечер выходного дня. Эдмон, здоровяк-француз, обычно распевавший оперные арии и цитировавший сонеты, сегодня отсутствовал, но Фил стоял, привалившись к прилавку, и что-то читал в мобильном телефоне.

Я прикончил половину сэндвича и вновь взялся за ручку.

«Да выбери ты уже какой-то другой объект пламенной страсти. Почему непременно она? Бег. Напиши о беге».

Это безопасно и просто. Можно описать адреналин, бурлящий в мышцах за секунды до стартового выстрела. Каково это – перелетать через препятствия. Финишировать с палочкой в руке, когда легкие горят огнем…

«А осень ждет меня у финишной черты, и обнимает невзирая на пот, и награждает поцелуем…»

– О господи…

Я уже намеревался встать и уйти, как вдруг дверь пекарни распахнулась, и вошел Объект моей страстной привязанности. Рыжеволосая, в зеленом платье, она выглядела словно пригоршня рубинов и изумрудов. Мое глупое сердце пустилось в галоп, а потом едва не остановилось, когда нежное лицо девушки обратилось ко мне и просияло.