Карен Уайт - Незнакомцы на Монтегю-стрит

Как и в случае Сесили, в ее словах не было никакого подтекста. У меня на глазах Нола взяла руку Олстон и пожала ее.

– Взаимно, – робко произнесла она, словно опасаясь, что Олстон сейчас вытащит что-нибудь из своей сумки и огреет ее по голове.

Олстон убрала ее руку.

– Мне нравятся твои ботинки, – тихо сказала она, и я мгновенно поняла об Олстон Равенель две вещи: она была очень стеснительной и очень доброй. Или, несмотря на дорогой костюм, у нее был отвратительный вкус в одежде.

– Спасибо, – сказала Нола, окинув глазами юбку, блузку и бледно-желтый кардиган Олстон, накинутый на плечи. Даже лента на ее голове была украшена принтом от «Лилли Пулитцер». Я уже собралась поздравить себя с удачным знакомством, как вдруг Нола наклонилась вперед:

– Что это за имя, Олстон?

Я затаила дыхание, ожидая, что та скажет. Похоже, Олстон искренне удивилась, как будто ей никто ни разу не задавал этот вопрос. И я поняла, что в Чарльстоне, где все знают это имя, наверно, так и было.

– Это фамилия с отцовской стороны, – просто ответила Олстон. – Его прапрабабушка была Олстон, и, наверно, он хочет, чтобы все это знали. А Нола? Это тоже фамилия?

Нола ухмыльнулась. Я в самый последний момент одернула себя, чтобы не зажать ей рот.

– Нет. Это прозвище. Это означает Новый Орлеан, Луизиана.

Отлично, подумала я. Все, пора закругляться. Тем более что старшие женщины уже направлялись к нашему столику – очень хотелось надеяться, что еще вне пределов слышимости.

– Меня там зачали родители, – добавила Нола.

Сесили была явно шокирована, а вот Олстон откинула голову назад и издала вполне мальчишеский смешок.

– Это самый большой прикол, какой я слышала в моей жизни, – сказала она.

Мы направились к нашему столику, обе девушки шли следом за мной.

– Как хорошо, что меня зовут Олстон, – шепнула Ноле ее новая знакомая, – потому что в противном случае меня назвали бы «под балдахином».

Нола громко рассмеялась. В ее сторону тотчас повернулись головы, но мне было все равно. Я впервые услышала ее смех, и я не могла дождаться, чтобы рассказать об этом Джеку. Сев в кресло, я почувствовала затылком знакомое покалывание. Чуть повернув голову, так, чтобы никто не заметил, я бросила взгляд в окно. В кафе заглядывала какая-то женщина с грустным лицом, в длинной юбке и футболке, светлые волосы распущены и расчесаны на прямой пробор в стиле хиппи семидесятых. Она казалась такой живой, что я было подумала, что она настоящая. Но затем кто-то прошел по тротуару прямо сквозь нее, и она исчезла, оставив после себя лишь чувство отчаяния.

Я повернулась к столику и увидела, что Нола пристально следит за мной, и, пока мы ели, меня мучил вопрос, почувствовала ли она то же самое.

Балансируя портфелем и своим обычным завтраком – латте с двойными взбитыми сливками и пакетом пончиков с шоколадом, – я пятясь вошла во входную дверь «Бюро недвижимости Гендерсона». Я работаю в этой фирме уже более десяти лет в качестве риелтора, специализирующегося на исторической недвижимости Чарльстона. Правда, сама я придерживаюсь твердого мнения, что старые дома – это не что иное, как орудия высасывания денег, этакие черные дыры посреди огромных участков земли, обычно населенные таким количеством духов и привидений, чтобы человек не смыкал глаз всю ночь. При условии, что вам не повезло и вы родились со способностью их слышать.

Но я хорошо делала свое дело. Благодаря моей работе я оплачивала счета и носила дорогие туфли, так что жаловаться было грех. Одна беда – когда духам мертвых надоедало, что я игнорирую их, они считали своим долгом привлечь к себе мое внимание.

Я осторожно проследовала через фойе, стараясь дойти до моего кабинета в дальней части офиса, ничего не пролив, как вдруг замерла на месте. Я медленно прошла назад и остановилась перед стойкой, за которой, с тех самых пор как я только пришла работать к Гендерсону, восседала бесстрашная Нэнси Флаэрти, наш администратор и профессионал по части гольфа. Здесь все было посвящено гольфу: пресс-папье в виде мяча для гольфа, коврик для мыши в виде площадки для гольфа Университета Сент-Эндрюс, скрепки в форме буквы «Т», но никаких признаков Нэнси. Вместо этого перед столом на ярко-оранжевом коврике для йоги сидела симпатичная женщина лет пятидесяти-шестидесяти с белоснежными волосами и сияющими голубыми глазами. Она сидела в крайне неудобной позе, скрестив ноги и положив ступни на бедра и словно в молитве сложив руки.