Эль Кеннеди - Ошибка

Его зовут Мэтт, и он не похож на всех этих пафосных придурков. Мало того что он по-прежнему трезв, так еще и изъясняется распространенными предложениями и еще до сих пор не употребил слово «братан», хотя мы болтаем довольно долго. Вернее, болтает он. Потому что я, может, и успела вставить пару фраз, но зато совсем не против просто стоять и слушать его, любуясь точеным подбородком и милыми завитками светлых волос.

А если честно, так даже лучше, что я молчу. Рядом с симпатичными парнями я начинаю нервничать – несу всякую чушь, потому что не могу ясно соображать. Мои самоограничители отключаются, и я вдруг начинаю рассказывать им о том, как опи2салась в третьем классе во время экскурсии на фабрику по производству кленового сиропа. Или о том, как боюсь щенков, или о своем безобидном расстройстве личности, из-за которого, стоит вам отвлечься, я могу запросто начать убирать в вашей комнате.

Так что да, уж лучше я буду просто стоять, улыбаться, кивать головой и время от времени вставлять «о, правда?», чтобы окружающие знали, что я не немая. Только так получается не всегда, особенно если симпатичный парень задает мне вопрос, требующий конкретного ответа.

– Не хочешь выйти на воздух и покурить вот это? – Мэтт вытаскивает из кармана своей рубашки косячок и демострирует его мне. – Я бы и здесь затянулся, но только за это Мистер Президент вышибет меня из братства.

Я неловко переступаю с ноги на ногу:

– Э-э-э… нет, спасибо.

– Ты не куришь травку?

– Нет. То есть да, но редко. Из-за нее я чувствую себя… не в своей тарелке.

Он улыбается, и на его щеках появляются обворожительные ямочки:

– Так в этом-то и смысл.

– Да, наверное. Но еще у меня появляется ощущение усталости. О, и еще каждый раз когда я курю траву, то сразу вспоминаю о презентации, которую заставил меня посмотреть мой отец, когда мне было тринадцать. Там содержались статистические данные о том, как курение травы влияет на клетки головного мозга, а еще факты о том, что марихуана вызываетсильное привыкание. Хотя считается, что это не так. А после каждого слайда папа смотрел на меня и говорил: «Ты же не хочешь остаться без своих серых клеточек, Грейс? Нет?»

Мэтт оторопело смотрит на меня, и голос в моей голове кричит: «Хватит!» Но уже слишком поздно. Мой самоограничитель снова подвел меня, и слова продолжают соскакивать с языка.

– Но мама поступила еще хуже, потому что старается быть клевой мамой. Когда мне исполнилось пятнадцать, она отвезла меня на темную аллею, вытащила косяк и объявила, что мы выкурим его вместе. Это напоминало сцену из сериала «Прослушка». Кстати, я вообще-то не смотрела ни одной серии. Но это же о наркотиках, да? Короче, я сидела и паниковала, уверенная в том, что нас вот-вот арестуют, в то время как мама спрашивала меня о моих ощущениях и нравится ли мне травка.

Наконец-то мои губы перестают двигаться. Но взгляд Мэтта уже потух.

– Э-э-э, круто. – Он неловко машет косяком. – Пойду курну. Увидимся позже.

Мне удается сдерживать вздох до тех пор, пока он не уходит, а потом я протяжно выдыхаю и мысленно отчитываю себя. Проклятье! Не знаю, зачем я вообще трачу время на разговоры с парнями. Каждая беседа начинается с того, что я нервничаю, боясь опозориться, и в итоге оказываюсь в том самом неловком положении, потому что нервничала. Видите? Я обречена с самого начала.

Снова вздохнув, в поисках Рамоны я спускаюсь на первый этаж. Кухня забита кегами и парнями из братства. То же самое и в столовой. В гостиной полно очень громких и очень пьяных парней и море полуодетых девиц. Я восхищена их храбростью, потому что на улице морозно, а входные двери то и дело распахиваются настежь, отчего по дому гуляют холодные сквозняки. Мне же хорошо и тепло в джинсах-скинни и обтягивающем свитере.

Моей подруги нигде не видно. Из колонок грохочет хип-хоп, а я достаю из сумки телефон и смотрю на время – уже почти полночь. Даже после восьми месяцев учебы в Брайаре во мне просыпается чувство ликования каждый раз, если я задерживаюсь дольше одиннадцати вечера. Когда я жила дома, это был мой комендантский час. Мой отец – ярый сторонник ограничений. Любыхограничений. Сомневаюсь, чтобы он хотя бы раз в своей жизни нарушил какое-нибудь правило, и это заставляет меня недоумевать, как они с мамой умудрились прожить в браке так долго. Моя свободолюбивая мама – полная противоположность консервативному, строгому отцу, но это, похоже, лишний раз доказывает, что противоположности притягиваются.