Мэри Патни - Самая желанная

– О нет, мой дорогой, это произойдет сейчас. – Глаза безумца смотрели на него непреклонно и даже с какой-то издевкой.

Джервейз ненадолго задумался. Возможно, сумасшедший клирик разыгрывал весь этот спектакль из-за денег, но он считал своим долгом преследовать нечестивцев. И скорее всего он действительно хотел избавиться от дочери, которую не любил и презирал.

– Если вы хотите денег за ущерб, нанесенный нервам вашей дражайшей дочери, я вам заплачу, – сказал Джервейз. Как ни претила ему мысль поддаться на шантаж, в сложившейся ситуации это могло быть самым мудрым выходом.

– Оставь себе свои грязные деньги! – с презрительной усмешкой заявил Гамильтон. – Искупить содеянное зло может только твое имя, ничто другое. – На его худом лице с ввалившимися щеками появилась гримаса злобного ликования. – В Англии ты бы не мог так быстро на ней жениться, там официальная церковь просто шлюха Рима, но здесь Шотландия. Не нужны объявления в церкви, не требуется и разрешение архиепископа. Эти богобоязненные люди, – он кивнул на хозяина постоялого двора и его жену, – меня знают, и они выступят свидетелями. Им известно, как я старался сохранить дочь в чистоте, и что не по моей вине это не удалось.

Джервейз невольно вздохнул. Кошмарный «сон» становился все ужаснее. Из-за того, что в Шотландии чрезвычайно легко заключались браки, Гретна-Грин, небольшая деревушка на самом юге страны, уже много лет была тем местом, куда влюбленные пары сбегали, чтобы обвенчаться. По древней традиции в Шотландии мужчина и женщина могли пожениться, просто объявив себя мужем и женой в присутствии свидетелей, так что брачная церемония, проведенная священнослужителем, могла бы считаться вдвойне законной.

Но помимо юридических вопросов было еще одно обстоятельство, от осознания которого желудок Джервейза внутренне содрогнулся. Этот священник явно считался джентльменом, а взрослые дочери из высшего сословия были неприкосновенны. Не важно, что ему подстроили ловушку, главное – его застали с девушкой в постели, и по коду чести из этого положения был только один достойный выход. Джервейз пребывал в растерянности и в то же время в ярости сжимал кулаки. В итоге верх взяло чувство долга.

Подробности церемонии не отложились в сознании Джервейза. Гамильтон со свечой в руке прочитал по памяти слова венчального обряда, чуть задержавшись лишь затем, чтобы перед венчанием узнать имя жениха. Невеста же оставалась в постели – ее удерживала то ли скромность, то ли страх, – а Джервейз стоял неподалеку от нее спиной к стене, голый по пояс и мрачный как туча.

Мэри Гамильтон едва слышно, прерывающимся голосом пробормотала надлежащие ответы на вопросы священника, а хозяин постоялого двора и его жена неловко переминались с ноги на ногу, стоя чуть в стороне; в эти минуты им хотелось только одного – чтобы все как можно скорее закончилось и было забыто без ущерба для репутации их постоялого двора.

После церемонии у Гамильтона оказались наготове перо, чернила и бумага, и это лишь подтвердило догадку Джервейза – да, ему подстроили ловушку. Он оказался богатым голубем для желающих его ощипать. В глазах священника светилось торжество, когда он громко проговорил:

– Желаю вам счастья с этой шлюхой. – Он облизал губы, злорадно усмехнулся и вышел из комнаты.

Не дожидаясь, когда дверь закроется, Джервейз взглянул на Хейса и приказал:

– Разбудите моего слугу и скажите, чтобы готовил лошадей и вещи. Мы уезжаем не позже чем через час.

Хозяин постоялого двора уставился на него так, как смотрят на сумасшедших, однако молча кивнул и поспешил удалиться, плотно закрыв за собой дверь. Джервейз же остался наедине со своей новобрачной.

Немного поразмыслив, он с мрачной решимостью шагнул к двери и повернул ключ в замке, что следовало сделать с самого начала, как он только вошел. Будь у него достаточно здравого смысла сделать это… тогда, возможно, все сложилось бы по-другому. Комнату освещала только масляная лампа, с которой он пришел, и, судя по угасающему пламени, масла в ней почти не осталось.

Джервейз подошел к своей новобрачной и посмотрел на нее с холодным презрением. Но она лежала спиной к нему, плотно завернувшись в одеяло, так что лица девушки он не видел; трудно было рассмотреть даже очертания ее фигуры. Он схватил ее за плечо и повернул к себе лицом – оно было осунувшееся и заплаканное. Неудивительно, что отец избавился от нее, выдав замуж таким манером, – такая ведь никому не нужна. Только одержимый мыслями о грехе – как Гамильтон – мог вообразить, что столь непривлекательное существо могло притягивать восхищенные взгляды мужчин. Его, Джервейза, обвели вокруг пальца, и эта маленькая шлюшка участвовала в фарсе, иначе не оказалась бы в его комнате. Интересно, во многих ли постелях она побывала, участвуя в вымогательстве? Сколько раз она визжала с видом оскорбленной добродетели? Ее игра была очень убедительной, явно отшлифованной долгой практикой, а папаша играл свою роль прямо-таки вдохновенно. Он, Джервейз, конечно же, был самой богатой добычей, попавшей в их сети, поэтому в награду ему досталась сомнительная честь жениться на этой девице. Однако же… Ведь если такая же сцена была разыграна во всех подробностях уже много раз, то Мэри Гамильтон повинна еще и в многомужестве.