Мэри Патни - Самая желанная

Диана всматривалась в темноту, но не видела ничего, кроме кружившихся снежных хлопьев. Она шагнула в дом, но тут же снова что-то услышала. И теперь было ясно, что это действительно человеческий голос: кто-то кричал, скорее всего звал на помощь.

После недолгих раздумий Диана поставила ведерко с молоком возле двери и вернулась к сараю. Там хранился большой запас веревки, и она связала несколько отрезков, так что получилась веревка длиной около сотни ярдов, после чего снова вышла наружу: в левой руке веревка, в правой – фонарь. Стараясь перекричать вой ветра, Диана громко позвала:

– Эй, есть здесь кто-нибудь?

Крик повторился. Диана пошла на голос, подняв фонарь над головой: надеялась, что кричавший сможет ее увидеть. Или не сможет? Увы, сквозь слепящую белизну трудно было что-либо разглядеть.

Один раз Диана споткнулась и упала на колени, едва не уронив фонарь. Когда веревка кончилась, она остановилась и стала махать фонарем и кричать, пока не охрипла. Она уже готова была сдаться, когда из темноты вдруг выплыла покачивавшаяся женская фигура, закутанная в плащ с капюшоном. Диана обхватила одной рукой хрупкое изможденное тело и, стараясь перекрыть шум ветра, прокричала:

– Сможете пройти еще немного? Здесь недалеко!

Женщина кивнула и с видимым усилием выпрямилась, потом взяла свою спасительницу за руку повыше локтя.

Сквозь пургу, на леденящем холоде, дорога казалась бесконечной, и к тому времени, когда они добрались до коттеджа, Диана совершенно выбилась из сил. Одному богу было известно, как другая женщина ухитрялась передвигать ноги. Но как же она шла в такую ужасную ночь?

Диана едва не падала с ног, когда вошла в кухню и втащила за собой незнакомку. Встревоженная странными звуками, им навстречу вышла Эдит, на ходу завязывая пояс халата.

– Диана, ради бога, что… – Она умолкла в изумлении.

– Я услышала ее крик, когда подоила корову и возвращалась в дом. Должно быть, она увидела мой фонарь, – прохрипела Диана, усаживая женщину в кресло у огня.

Даже когда плащ незнакомки был запорошен снегом, было видно, что он сшит из дорогого бархата. Но что могла леди делать на улице в такую ночь?

Диана откинула капюшон и прислонилась к стене у широкого каменного очага. Она все еще тяжело дышала, никак не могла отдышаться. Никогда еще она так не радовалась гостеприимному теплу своей просторной кухни. Приветливо сияли начищенные медные сковородки, а пучки сушеных пряных трав и заплетенный в косы лук, свисавшие с потолка, наполняли воздух своими ароматами.

Эдит же в этой ситуации действовала быстро и уверенно. Она поставила воду греться, сняла с незнакомки плащ, покрытый снежной коркой, и стала осторожно растирать ее побелевшие руки. Когда вода закипела, экономка заварила чай, добавила сахар и щедро плеснула в горячий напиток бренди. Эдит было под пятьдесят, и сейчас она была в темно-зеленом халате, а свои седеющие волосы заплела в длинную косу, которую перекинула через плечо. Строгие черты лица этой женщины портил багровый шрам поперек щеки. Она была немногословна, но когда что-либо говорила, то в ее словах была мудрость, а за строгим фасадом скрывалась подлинная доброта.

Эдит дала Диане чаю, и та, обхватив холодными пальцами кружку, с удовольствием прихлебывала горячий напиток. Потом экономка дала с ложки немного чаю с бренди незнакомке. Женщина сначала поперхнулась, но потом начала пить из кружки, которую Эдит поднесла к ее губам.

Диана с любопытством присматривалась к гостье. В теплой кухне от ее плаща стали подниматься струйки пара. Женщина была слишком уж худой, но в юности, наверное, была красавицей. Даже сейчас – ей на вид было лет сорок – ее овальное лицо оставалось красивым, а седина лишь слегка тронула темно-русые волосы.

– Положи ее на мою кровать, – сказала Диана, и собственный голос показался слабым даже ей самой. – А я лягу с Джоффри.

Она допила чай и пошла наверх, зная, что Эдит сделает все, что требовалось. Быстро раздевшись и оставшись в одной сорочке, Диана забралась в постель. Джоффри во сне прижался к ней своим теплым детским плечиком, и вскоре она тоже уснула.

Мадлен не видела «картинки» из своего прошлого, когда сидела в снегу под деревом и ждала смерти, но сейчас, в беспокойных снах, «картинки» мелькали перед ней одна за другой. Периоды кошмаров чередовались с периодами полубессознательного бодрствования, и тогда до нее смутно доносились звуки женских голосов и чьи-то руки кормили ее, давали ей лекарство, протирали ее губкой, когда она обливалась потом, и укутывали одеялами, когда ее знобило.