Дэвид Левитан: Двенадцать дней Дэша и Лили

Потом…

За два дня до дня рождения Лили, в мае, я попросил своего друга Бумера помочь мне связать ей красный свитер. Обнаружил, что, даже пересмотрев тонну видео на Ютубе, за день кофту не свяжешь. Сначала я не услышал звонка. Затем услышал, но у меня были заняты руки. И только спустя два часа я увидел, сколько мне пришло сообщений.

Лишь прослушав эти сообщения, я узнал, что любимый дедушка Лили пережил инфаркт в самое неподходящее время – когда поднимался по лестнице к себе наверх. Он упал. И катился, катился, катился по ступенькам вниз. После чего не меньше получаса лежал внизу в полубессознательном состоянии, пока домой не вернулась Лили. «Скорая» ехала к ним целую вечность. При Лили у дедушки остановилось сердце. При Лили медики вернули его к жизни. И пока она мучительно ждала, находившийся на грани смерти дедушка с трудом выкарабкался, оставшись по эту сторону жизни.

Родители Лили жили в другой стране. Лэнгстон был на лекции в университете, где нельзя пользоваться мобильным. Я был слишком занят вязанием своего подарка-сюрприза для нее, чтобы обратить внимание на звонки. Лили в одиночестве просидела в приемной Пресвитерианской больницы Нью-Йорка, страшась потерять человека, об утрате которого она никогда не задумывалась.

Ее дедушка выжил, но восстановление заняло длительное время. Он выжил, но шаги к исцелению были очень болезненными. Он выжил, потому что Лили помогала ему жить, но эта помощь не прошла бесследно для нее. Потерять дедушку было бы ужасно для Лили, но видеть его постоянные страдания, постоянное бессилие и сокрушенность было не легче.

Домой вернулись родители Лили. Лэнгстон предложил взять в университете академический отпуск. Я пытался быть рядом, помочь. Но она все взвалила на себя. Дедушка – ее ответственность, и никак иначе. А он слишком страдал, чтобы возражать. Не мне его винить: случись что со мной, я бы тоже хотел, чтобы именно она поставила меня на ноги. Чтобы именно она вернула меня к жизни. Даже если бы она сама при этом перестала ощущать эту самую жизнь во всем ее великолепии.

Когда что-то идет не так, больше всего страдает тот, кто верит в лучшее. Лили не хотела говорить об этом, а у меня не хватило красноречия убедить ее посмотреть на происходящее с другой стороны. Она хотела видеть во мне убежище. Так прямо и сказала, заставив трепетать мое сердце. И я поддерживал ее, но это была пассивная поддержка стула или столба, а не активная поддержка человека, не дающая упасть другому человеку. Пока ее дедушка проходил операции, осложнения после операций и физиотерапию, мы все меньше проводили время вместе: меньше бродили по городу, меньше забредали в мысли друг друга. В мгновение ока пролетели экзамены, наступило лето. Лили устроилась волонтером в реабилитационный центр, в котором восстанавливался ее дедушка, – чтобы подольше быть с ним и помогать другим людям, нуждавшимся в ее помощи так же сильно, как он. Я чувствовал себя виноватым, поскольку в то же самое время отдыхал то с мамой, то с отцом: отец пытался переплюнуть мамино путешествие в Монреаль непродуманной развлекательной поездкой в Париж. Мне хотелось наорать на отца из-за этой поездки, но я вовремя опомнился. Орать на отца за то, что он везет сына в Париж? Бред. Просто мне хотелось быть подальше от него, мне хотелось быть рядом с Лили.

С началом нового учебного года наши отношения стали налаживаться. Ее дедушка снова ходил и стал мягко прогонять Лили, ради ее же блага. Мне казалось, она вздохнет с облегчением. Она и правда чувствовала облегчение, но в глубине души продолжала бояться за дедушку. Я не лез к ней в душу, считая, что если делать вид, будто все в порядке, в один прекрасный момент полуложь превратится в полуправду, а потом и вовсе станет правдой.

Погрузившись в школьную жизнь, в окружении друзей я с легкостью убедил себя в том, что у нас с Лили вновь все нормально. Мы замечательно проводили время, гуляя по городу и одновременно забывая о нем. Лили не открывала мне полностью свое сердце, но мне хватало того, что она позволяла увидеть. Себя, смеявшуюся над схожестью хозяев собак с их питомцами. Себя, плакавшую над телевизионным шоу, в котором возрождают рестораны, близкие к закрытию. Себя, державшую в своей комнате на случай моего прихода пакет с вегетарианским зефиром, потому что я однажды сказал ей, как обожаю его.

И только с приближением Рождества показались первые трещины.

Обычно в Рождество мое сердце усыхает и черствеет. Мне ненавистно то, как туристы заполоняют улицы и привычный гул города заглушают избитые мотивы и сантименты. Большинство людей считают дни до наступления Рождества, чтобы успеть закупиться. Я считаю эти дни в ожидании, когда пройдет Рождество и наступит настоящая, суровая зима.