Карен Уайт - Ночь, когда огни погасли

– Хорошо, мам. – Лили пулей выскочила из комнаты. Светлые волосы разлетались во все стороны. Она звала брата тем суровым, властным тоном, в котором Мэрили узнала свой собственный и закусила губу, когда ей захотелось напомнить дочери, что у Колина уже есть мать.

Подхватив стопку контейнеров, она направилась в гараж, где стоял теперь только видавший виды минивэн «Хонда Одиссей», который она купила на свои деньги. Она оставила Майклу «Мерседес» и «Ауди», желая убрать из своей жизни все, что с ним связано, пусть даже в этом списке были сиденья с подогревом и ультрасовременная стереосистема. Дело принципа. А уж если у нее и было чего-нибудь в избытке, так это принципов.

Сквозь раскрытую заднюю дверь машины Мэрили заметила косметичку в дальнем углу. В ней лежали фигурки «Лего», некогда принадлежавшие ее брату. Она забрала их без спроса, зная, что мама никогда в жизни не позволит ей взять что-нибудь из вещей Дэвида. Дианн считала, будто смерть сына – лишь ее горе, а страдания всех остальных недостаточно сильны, чтобы иметь хоть какое-то значение. Поэтому Мэрили забрала их без спроса, сунула в косметичку и там хранила, вынимая лишь раз в год, в день гибели Дэвида, будто это помогло бы вернуть его обратно. Все это случилось давно, но Мэрили по-прежнему прятала косметичку в ящике с носками, как будто боялась, что мать найдет ее и потребует фигурки обратно. Как будто Дэвид навсегда остался не по годам развитым семилетним мальчишкой, так и не став мужчиной двадцати девяти лет, каким мог бы стать.

Сложив на заднее сиденье маленькие коробки и чемоданы, Мэрили в последний раз прошлась по комнатам опустевшего дома, где ей довелось прожить меньше двух лет. Съемное жилище уже было обставлено, так что она с большим облегчением отдала Майклу всю мебель, которую они вместе покупали на протяжении одиннадцати лет, и ощутила сожаление, лишь когда в грузовик затаскивали кровать с балдахином. На этой кровати были зачаты оба их ребенка. Мэрили подумала, что если когда-нибудь еще увидит Тэмми Гарви, получившую в наследство ее кровать и мужа, то непременно сообщит ей об этом.

Она еще немного побродила из комнаты в комнату, слушая, как звук шагов эхом отдается от голых стен. Этот дом так и не смог стать для нее родным, и четыре предыдущих дома – тоже. Майкл считал, что нужно переезжать раз в несколько лет, в соответствии с карьерным ростом и повышением статуса. Все эти дома были в пределах одного района, чтобы детям не приходилось менять школу. Так им будет легче учиться, говорил Майкл. А ему – легче крутить роман с учительницей, поняла Мэрили гораздо позже.

Она подумала – хорошо, что ей приходилось переезжать так часто. Оставить любимый дом было бы так же больно, как разорвать одиннадцатилетний брак. Или похоронить собаку. А так вышло легко, будто снять пластырь – немного пощиплет, но забудется, едва они распакуют первую коробку в новом доме.

Дети, плюхнувшись на заднее сиденье, пристегнулись, Мэрили в последний раз проехала по подъездной дорожке и покатила вперед, не оглядываясь. Никто из соседей не вышел попрощаться. Она толком ни с кем не познакомилась – всегда была занята, не имела в наличии столько свободного времени, чтобы заводить друзей, поэтому и не ожидала, что провожать ее будут торжественнее, чем встречали.

Помахала на прощание охраннику у дверей, и первые капли дождя тут же упали на сухой асфальт, на грязное ветровое стекло, уже заляпанное останками множества насекомых. Дождь и насекомые. Мэрили подумала: вот достойная церемония прощания с прежней жизнью, которую она еще не в силах была отпустить, но и держаться за нее не собиралась. Потом подумала о коробках со старыми картами, лежавшими в багажнике, снова и снова напоминавшими о непостоянстве всего земного, о том, что все меняется, и не важно, хотим мы этого или нет.

Душка Прескотт сидела за обеденным столом в гостиной старого дома и печатала письмо лучшей подруге, Уилле Фэй Маккензи Кокс, на машинке «Смит-Корона» 1949 года; рядом стоял флакон штрих-корректора. Душка редко им пользовалась, но всегда держала под рукой, просто на всякий случай. В восемьдесят три года не так много времени, чтобы тратить его понапрасну. А у Уиллы Фэй времени, чтобы ждать письмо, предостаточно. Дочь только что отвезла ее в дом престарелых, очаровательно именуемый «Особняк». В бездетности есть свои плюсы, думала Душка, – во всяком случае, не придется столкнуться с таким унижением; тебя не отправят в подобное заведение, будто коробку со старыми игрушками, из которых уже выросли, но выбросить рука не поднимается.