Кэрри Лонсдейл: Все, что мы оставили позади

Я провел ладонью по влажному затылку.

– Мальчики отлично. Они гостят у семьи Силва.

Имельда прокрутила ручку, как пропеллер самолета. Ее губы приоткрылись. Имельде хотелось задать больше вопросов о мальчиках, но подошел официант. Он предложил меню.

Я отказался.

– Ты уверен? Диего готовит очень легкое восхитительное блюдо – севиче из морского языка с лимоном. Идеальный вариант для такого ужасно жаркого дня. – Она обмахнула шею папкой с документами.

Я покачал головой:

– Мне нужно уйти через двадцать минут. Через час приземляется самолет Нат. – Имельда отпустила официанта, и я удивленно посмотрел на нее. – Почему все-таки ты работаешь здесь?

Она пожала плечами:

– Привычка. Как поживает Наталия?

– Хорошо.

Она летела сюда по делам, но планировала остаться на несколько недель. Наталия всегда проводила летний отпуск с нами.

Имельда вздохнула, зная, что никаких деталей она от меня не узнает.

Официант вернулся с капучино, который она заказала еще до моего прихода. Он поставил чашку и блюдце рядом с ее ноутбуком, слегка поклонился и ушел. Имельда надорвала пакетик с тростниковым сахаром. Она подняла чашку, подула на пенку и отпила, проверяя температуру.

Я дернул коленом и постучал пальцами по подлокотнику.

– Томас подписал бумаги.

Я застыл.

– Когда?

Она сделала еще глоток и поставила чашку.

– Прошлой зимой. Дела в гостинице идут лучше, чем два года тому назад.

Это было частью ее сделки с Томасом. Она изображала мою сестру, пока я восстанавливался физически, и перехватывала любой интерес, который я проявлял к тому, чтобы узнать, кто я на самом деле. А Томас дал ей взаймы денег, но при условии, что его имя будет вписано в документы о собственности.

Имельда сохранила свою гостиницу, а я получил отличную няньку.

– Он до сих пор посылает тебе чеки? – Томас еще и платил ей.

– Да. Но я перестала обналичивать их больше года назад.

– Почему он продолжает их посылать?

Имельда отпила капучино.

– Думаю, из чувства вины. Он ненавидит себя за то, что сделал с тобой.

Я не знал этого наверняка. Я не говорил с ним с того момента, как он уехал из Пуэрто-Эскондидо, это было в декабре.

– Томас сейчас под следствием за инсценировку твоей смерти. Полагаю, твоя подруга Эйми сообщила о том, что ты жив, когда добивалась судебного запрета для него.

– Он сам рассказал тебе об этом?

Имельда вернула чашку на блюдце и взяла ручку.

– Sí, мы все еще общаемся.

– После всего, что он сделал? – Я прикусил язык. Имельда щелкнула ручкой, и я выругался. – Томас продолжает следить за мной.

– Он заботится о тебе, Карлос.

– Мне на него наплевать. Он может сгнить в тюрьме, мне нет до этого дела.

Счастливое избавление.

– Томас не отправится в тюрьму за инсценировку твоей смерти. В твоей стране нет закона…

– В моей стране?

– Я не хотела… – Имельда откашлялась. – Ты прав. Прошу прощения. В Соединенных Штатах. Судя по всему, инсценировка смерти – не нарушение закона, а именно это Томас и сделал. Твои похороны были ненастоящими. Властей интересуют последствия твоей смерти. Они хотят знать, получил ли Томас финансовую выгоду.

Я смахнул пот с переносицы и вернул на место солнцезащитные очки «Мауи Джим».

– Донато – состоятельные люди. Я уверен, что получил.

– Ничего подобного. После ареста Фила дела у «Донато Энтерпрайзес» идут неважно. Твой пакет акций остается нетронутым. Томас управляет им по доверенности. Он так и не получил страховку после твоей смерти.

– Как мило с его стороны.

Имельда подняла глаза к потолку с видом потерявшей терпение старшей сестры.

– Свои вложения и счета ты можешь получить, когда захочешь.

А вот этого я не хотел. Она щелкнула ручкой. Мне захотелось вырвать эту ручку из ее руки и выкинуть с балкона.

– Нет, спасибо. Когда узнаешь об аресте Томаса, сообщи мне хорошую новость.

Я привстал и оттолкнул кресло, деревянные ножки поехали по плиточному полу.

– Сядь, Карлос, – это был тон старшей сестры. Я рассвирепел и остановился, так и не поднявшись окончательно. – Por favor[16] Пожалуйста ( исп .). . Это касается тебя. Можешь сколько угодно ненавидеть меня и Томаса, но хочешь верь, хочешь нет, мы оба беспокоимся о тебе. И я люблю твоих сыновей.

Я снова опустился в кресло и поднял голову. По коже пробежал мороз.

– Какое отношение это имеет к ним?

Имельда посмотрела налево, потом направо. Она отложила ручку и подалась вперед.