Ванесса Пароди - Литерасутра. Знаменитые книги в эротическом переложении

Четвертое правило секс-клуба запрещает использование лосьонов после бритья и любых ароматизированных косметических средств, потому что у Тайлера аллергия.

Правила с пятого по седьмое в основном касаются дресс-кода.

В первой встрече секс-клуба участвовали только я и Тайлер. Это случилось в магазине «Bed Bath and Beyond». Я выбирал керамическую плитку, и вдруг Тайлер сказал:

– Я хочу, чтобы ты меня трахнул. Да пожестче.

– Я не извращенец.

– Трахать мужчину – не извращение. Извращение – трахать женщин.

– Ладно, – согласился я. – Только давай подложим полотенца.

Столпившиеся вокруг сотрудники магазина хлопали в ладоши, подбадривая нас криками, а потом их разогнал управляющий и велел прекратить безобразие. Теперь нам закрыт вход во все мебельные магазины Восточного побережья, кроме «Valu Home» – там всегда рады новым покупателям.

Говорить о секс-клубе нельзя, зато можно вывешивать видео в Интернете, и теперь у нас собирается все больше и больше парней. Что с этим делать, непонятно. Надо бы потолковать с Тайлером о том, чтобы их не пускали, но я даже не знаю, как подступиться, – он иногда вспыхивает, точно спичка.

Всякий раз, являясь на чертово совещание, я узнаю в коллегах и партнерах соклубников: по странным, неудобным позам, в которых они сидят, по ужасной сыпи на коже, раздраженной соприкосновением со щетиной, – и мы незаметно передаем друг другу тюбик с мазью-антисептиком.

Начальник удивляется, откуда у меня так много знакомых.

Приятели по книжному клубу, говорю я.

Первое правило книжного клуба – никому не рассказывать о книжном клубе.

Изабелла прокручивала в голове утренние события: у собора они с Пэнси неприлично терлись друг о друга турнюрами. Наверное, перевозбудились из-за причастия. Она сама ничего не понимала. Глупая американская наивность! Сейчас не помешал бы мудрый совет светского человека, хорошо знакомого с европейскими обычаями. Обращаться со своей дилеммой к мадам Мерль было страшновато, но, к сожалению, другой столь искушенной, изысканной дамы, способной разобраться в неловкой ситуации, она не знала.

Мадам Мерль играла в гостиной на фортепьяно сонату Бетховена. От красоты исполнения у Изабеллы захватило дух. Неужели нет конца достоинствам этой женщины? Конца им и правда не было, потому что играла мадам Мерль ногами, одной рукой препарируя пчелу, а другой скручивая канноли. С первого взгляда было ясно, что она долго жила на Континенте.

– Господи, я и не слышала, как вы пришли, иначе переоделась бы во что-нибудь более элегантное! – воскликнула мадам Мерль и, любезно выбравшись из-под инструмента, расправила семнадцать слоев шелкового вечернего платья.

Изабелле стало неловко за свой откровенно американский наряд. Она нервно поправила на голове звездно-полосатый цилиндр и, не смея заговорить об интересующей ее теме, расстроенная, подошла к окну, чтобы полюбоваться великолепной зеленой статуей Бенджамина Дизраели, которую выстригла в саду талантливая хозяйка. Было все-таки что-то необычное в мадам Мерль, но что именно, Изабелла не понимала.

Внезапно ее стан обвила рука. Грудь накрыла мягкая ладонь.

– Вам нравятся женщины? – вкрадчиво прошептала мадам Мерль. В серых глазках горело лихорадочное возбуждение.

Изабелла вспомнила Пэнси, милую подругу Генриетту, добрую тетушку Тачит…

– Нравятся.

– Так я и думала. Вы пришли по адресу, дорогая! – Мадам Мерль лучезарно улыбнулась. – Флоренция просто кишит лесбиянками.

– Что-что? – удивилась она.

– Милая, сбросить цепи мужского ига ради куннилингуса с сердечным другом, у которого есть не только сердце, но и грудь, – это очень по-европейски.

– Правда?

– Ну разумеется! – заверила ее мадам Мерль. – Мы катаемся на велосипедах, гуляем за городом… Моемся редко – впрочем, это чисто европейская привычка. Видите ли, мы все здесь последовательницы Сапфо. Леди Карандаш – страстная поклонница страпона, что ясно по ее прозвищу. Мисс Альпинист обожает предаваться французским ласкам, раскачиваясь на люстре, а графиня Джемини [3], старая развратница, любит вставлять себе в оба отверстия все, что попадется под руку. А у вас есть предпочтения?

Изабелла смутилась. Какой позор! Нет у нее предпочтений – она ведь американка.

– Мне нравится теннис, – наконец пролепетала она.

– Ради всего святого! Я думала, главное для вас – независимость. Почему бы не пожить в свое удовольствие?